|
30.03.2019 00:07|Цитата: выделенное/пост|Ссылка на этот пост
Ответить: (в новом окне)|Вверх
Сенна хотел завершить карьеру победой в «Феррари». Лука ди Монтедземоло о работе с Энцо Феррари, отношениях с Лаудой, Тодтом, Алонсо и не только
Представляем вашему вниманию перевод официального подкаста «Формулы-1» Beyond the Grid, гостем которого в этот раз стал бывший президент «Феррари» Лука ди Монтедземоло. Как ему удалось попасть на работу в «Феррари», какими были его отношения с Ники Лаудой, что заставило его покинуть команду и пойти на повышение в ФИАТ, а затем вернуться, что он думает о Фернандо Алонсо и Зебастиане Феттеле? Всё это и многое другое читайте ниже.
«МНЕ НЕ НУЖНО БЫЛО ПРЕДЛАГАТЬ РАБОТУ ДВАЖДЫ». О РАБОТЕ С ЭНЦО ФЕРРАРИ
— Для начала расскажите, как вы, выпускник юридического факультета, стали работать ассистентом Энцо Феррари в 1973 году. Вам ведь тогда было всего 26.
— Это забавная история – тогда я был молодым гонщиком в раллийной команде «Лянчи», и меня пригласили на популярную радиопередачу, в рамках которой можно было в прямом эфире задавать вопросы гостям. И там я получил вопрос от одного молодого человека, который говорил, что гонки абсолютно бесполезны, опасны, что это спорт для богатых людей, короче говоря, только критиковал. Отвечать на такое было довольно тяжело, но мне удалось объяснить тому парню, что он нёс полную чепуху.
А Энцо Феррари слушал эту передачу каждый день по своему большому радиоприёмнику, который стоял у него в кабинете. Он позвонил на радио и спросил: «Кто этот парень? Он мне нравится, он хорош, отвечает на вопросы как надо». Он сказал: «Слушай, если у тебя будет возможность приехать в Маранелло, я буду рад встретиться с тобой лично». И потом, через несколько дней, мне пришла его книга, памятная книга.
В то время мне нужно было улетать в Нью-Йорк, в Колумбийский университет, но моя семья осталась в Болонье, так что через несколько месяцев, когда я вернулся из Нью-Йорка на рождественские каникулы, я поехал в Маранелло, увидеться с Энцо, познакомиться с ним. Я обожал гонки, всё-таки я был гонщиком «Лянчи», и в конце нашей приятной беседы он сказал мне: «Ха, я бы хотел… мне нужен такой человек, как ты – молодой парень, который будет мне помогать, потому что я нахожусь в инженерной тюрьме».
Мне не нужно было делать такое предложение дважды, я сказал, что буду готов к этому, как только закончу обучение. Это было в Рождество, в декабре, а когда в июле я закончил учёбу в Нью-Йорке, я тут же отправился в Маранелло ди Модена – до 1991 года это была совсем небольшая деревенька – и начал работать с Феррари. На первую мою гонку он отправил меня в качестве наблюдателя, просто как частного наблюдателя – это было в Брэндс-Хэтче (На самом деле это был Гран-при Великобритании в Силверстоуне. В Брэндс-Хэтче гонки проводились в чётные годы – прим. ред.). Это было что-то с чем-то, потому что «Феррари» в Брэндс-Хэтче стали 15-м и 16-м, в самом хвосте пелотона, это были Жаки Икс и Артуро Мерцарио.
Я позвонил Энцо, он выслушал меня, сказал: «Очень плохо». Управляющим команды тогда был инженер по фамилии Коломбо, итальянец, и Энцо сказал: «Скажи Коломбо возвращаться, не участвуйте в гонке завтра, я не хочу, чтобы вокруг «Феррари» складывался настолько плохой имидж». Это была моя первая гонка, я был очень робок, я только пришёл в команду, был в ней всего десять дней. После того этапа Феррари решил приостановить выступление на несколько гонок. Я помню, это был 1973 год, мы вернулись в чемпионат спустя несколько гонок, в которых «Феррари» не принимала участие, вернулись всего одной машиной, в конце августа, это была гонка в Австрии, ехал только Мерцарио.
После этого я на несколько месяцев стал личным ассистентом Энцо, после чего он назначил меня управляющим командой, и в 74-м у нас были Ники Лауда и Клей Регаццони.
— Каково было работать на Энцо Феррари?
— Это большой опыт. Во-первых, нужно понимать, что я из Болоньи – культура моей жизни, мой менталитет был довольно близок к его менталитету. Я имею в виду, в плане отношений с людьми и с той географической областью, окружавшей его. Я многому научился у Энцо, но главное, понял две вещи. Первое – нужно быть более жёстким, когда ты на вершине, когда побеждаешь, потому что, когда ты выигрываешь, ты можешь думать, что ты лучший, что можешь расслабиться. А второе – нужно всегда смотреть вперёд, только вперёд, никогда не оглядывать назад. Смотреть вперёд в техническом плане, в плане организации. Если ты не так конкурентоспособен, хорошо, но всё равно старайся смотреть вперёд и старайся делать максимум возможного. Вот, чему я на самом деле научился, и я очень благодарен Энцо, потому что он доверил мне такую роль, хотя мне было всего 26. А в то время, поверьте, было особенно непросто принять от такого человека, как Энцо Феррари, настолько большую ответственность.
— Не чуждо ли было ему сострадание? Если у вас были проблемы, могли ли вы пойти, постучаться в дверь его кабинета?..
— Да. У нас с ним были невероятные отношения, он был лучшим советчиком в вопросе девушек (смеётся). Я помню, в августе, когда завод был закрыт, там никого не было, мы как-то отправились пообедать, шли по холмам вокруг Маранелло, и он давал мне советы по поводу устройства личной жизни. А ещё я благодарен ему за то, что он всегда верил мне. Я помню, мне в своё время пришлось поехать на первую встречу с Берни Экклстоуном, Колином Чепменом, Кеном Тирреллом, Тедди Майером, я был молодым парнем, но являлся представителем «Феррари». Я терпеть не мог записывать, и когда я вернулся, мне нужно было передать итог встречи Энцо Феррари. Он тогда так посмотрел на меня: «Почему ты не записал всё хотя бы на листе бумаги?».
А ещё, потом мне как-то пришёл подарок, а в то время не было мобильных телефонов, только обычные, так вот, это был розовый телефон. Я тратил слишком много времени, разговаривая по телефону с девушками, и поэтому он подарил мне именно розовый телефон.
Он был способен мотивировать людей — иногда даже слишком сильно, настраивая людей друг против друга в стратегических целях, чтобы добиваться максимума от каждого из нас.
— А что насчёт гонщиков? Идеализировал ли он своих гонщиков?
— Для начала нужно сказать, что гонщики были крайне важны для него, повторю, крайне важны. Но перед гонщиком идёт машина, идёт бренд, и он очень ревностно относился к тому, что на первом месте идёт машина, а на втором – гонщик. Как я это видел – он был очень близок с гонщиками, задавал им много вопросов после гонок, спрашивал мнение, но всегда принимал собственные решения. Другими словами, гонщики – это гонщики, инженеры – это инженеры, а босс – я босс. Только правила, только ответственность и никакого смешения ролей.
У него установились очень интересные отношения с Ники Лаудой, потому что Ники был очень умён. В то время гонщикам приходилось проводить очень много времени в Маранелло, они были там по понедельникам после гонок, по вторникам, и Ники удавалось доносить до Энцо своё видение ситуации в очень разумной форме.
Моя роль тогда была очень важна, потому что он тогда впервые передал кому-то такую большую власть в команде – я ведь был, пожалуй, первым настоящим главой команды в «Феррари», человеком, несущим ответственность за команду.
Ещё Феррари был очень любопытен в вопросах того, что происходило в других командах, всегда с любопытством спрашивал об этом. Иногда я даже тайно выискивал новости о других гонщиках.
— Почему, на ваш взгляд, вам удавалось так хорошо ладить с ним? Может быть, он видел в вас что-то самого себя?
— Честно говоря, иногда я и сам задаю себе этот вопрос. Думаю, есть две причины. Во-первых, он был доволен тем, что я пришёл из совершенно иной сферы: я был молодым студентом, приехавшим из Нью-Йорка, был большим фанатом автоспорта, но не разбирался в «Формуле-1». Мой разум не был затуманен, и я не приходился другом никому из ведущих механиков или инженеров.
А второе – ему очень нравились люди, обладавшие страстью. Он с самого начала увидел во мне страсть работать в «Феррари». Я помню, об этом надо обязательно рассказать, один из лучших дней в моей жизни – сентябрь 75-го, Монца. Клей Регаццони тогда выиграл гонку. Можете себе представить? В Италии, в Монце, за две гонки до конца сезона мы выигрываем чемпионский титул – Ники Лауда финишировал третьим, перед своими трибунами, спустя 12 лет после чемпионства Джона Сёртиса. Я позвонил Энцо после гонки, и он впервые заплакал. Тогда он сказал мне только «спасибо», и я понял по его голосу, что он в слезах. Монца, после 12 лет ожидания, победа в гонке, победа в чемпионате – это что-то невероятное.
— Последний вопрос об Энцо – почему он не посещал гонки?
— Энцо был заложником собственного, окружающего его мифа. Он никогда не летал на самолёте, никогда не пользовался лифтом.
— Он никогда не летал?
— Никогда, и никогда ездил на лифте. Он даже в Риме никогда не был. Я помню, когда я женился в 76-м, я пригласил его, и он сказал «нет, нет». Он был человеком, которого я бы назвал лучшим гением маркетинга, которого я когда-либо встречал в своей жизни, причём маркетинг был у него в крови. Не только технологический маркетинг. И он не посещал гонки, потому что… я могу это понять, я тоже не любил ездить на гонки по воскресеньям, особенно когда стал президентом. Когда я был главой команды, это всё-таки входило в мои обязанности.
Всё это из-за давления общественности, необходимости отвечать на вопросы коллег – ты не понимаешь, что происходит. Он предпочитал не выходить в свет, а ещё был частью собственного мифа. Если бы он давал вам интервью, он бы надел очень тёмные очки, которые сменил бы на обычные только после окончания интервью. Это способ защититься.
«ИМЕННО РЕГАЦЦОНИ УБЕДИЛ ЭНЦО ПОДПИСАТЬ ЛАУДУ». О РАБОТЕ РУКОВОДИТЕЛЕМ КОМАНДЫ
— Вы называете себя главой команды, но я бы назвал это ролью спортивного директора…
— Диретторе спортиво.
— Да, спортивный директор. Какой была команда «Формулы-1», когда вы заняли эту должность?
— Честно говоря, всё было не очень хорошо. И не потому, что команда не боролась за чемпионство, а потому что так говорил Феррари. Феррари сказал мне: «Мне нужен кто-то, кто стал бы моей связью с командой. Причем это должен быть тот, в ком никто не будет лично заинтересован». А в то время шёл активный диалог, иногда даже перераставший в конфликт, между людьми, создававшими шасси, и мотористами, обвинявшими друг друга в неудачах.
— То есть там царила такая, политическая обстановка?
— Да, в некоторой степени, потому что были люди, стремившиеся защищать собственные направления от нападок других. Думаю, я проделал хорошую работу – я постарался объединить людей, заставить их работать правильно, вместе. В то время техотделом руководил Мауро Форгьери, у него был сложный характер, но отличные технические навыки. Иногда Форгьери хотел одновременно отвечать и за гонщиков, и за инженеров, и за механиков.
Я постарался успокоить Мауро, дать возможность продемонстрировать его лучшие навыки и объединить вокруг него и мотористов, и специалистов по шасси. В то время не было электроники, способной помочь гонщику, машина была, что называется, строго механической: тормоза, двигатель, подвеска. И, думаю, что я сделал в «Феррари», так это создал хорошую атмосферу, распределил обязанности и попытался, даже с гонщиками, с Клеем, с Ники, проводить много времени, общаться, в том числе и за обедами. Ники, кстати, никогда за себя не платил, но это другая история (смеётся). В общем, взаимоотношения стали иными.
Гонщики часто были в Маранелло, и это главная причина, по которой… посмотрите на статистику – в 73-м, когда я только пришёл, мы делали перерыв, не выступали в нескольких гонках, в 74-м мы проиграли титул в Уоткинс-Глен, в последней гонке, и для меня та гонка до сих пор остаётся загадочной…
— Эммерсон Фиттипальди уже говорил о той победе над Ники Лаудой. Что заставило вас переманить его из БРМ в конце 73-го? Что вы увидели в нём?
— Тогда мы много обсуждали это с Энцо Феррари. Ему нравился французский гонщик Жарье. Жарье неплохо себя показывал, но мне нравился Лауда. И знаете, кто уговорил Феррари? Клей Регаццони – он был напарником Ники в БРМ. Я поговорил с Клеем и попросил его рассказать Энцо, насколько хорош Ники, и в конце концов он остановился на кандидатуре Лауды, даже несмотря на то, что Лауда был очень-очень молод. Он ведь тогда не выиграл ещё ни одной гонки в «Формуле-1». Я понимал, что это решение не будет простым, и решающее слово оказалось за Клеем.
Почему Лауда? Я видел, что он хорош всегда, не допускает ошибок, молод, иногда едет даже быстрее Клея, а Клей был быстр. Я помню, он приехал в Маранелло на «Форде Капри», это было сумасшествие, всё равно как Тодт, который в своё время приехал к моему дому на «Мерседесе». С самого начала его полюбили за его ум, за его тихость – австрийский гонщик.
— А что на счёт ваших взаимоотношений с гонщиками в то время? Вам же было столько же, сколько и им. Сложно было их контролировать? Дружили ли вы?
— Отношения были смешанными. С Ники мы были друзьями. Мы, кстати, общались несколько дней назад (интервью бралось в январе 2019 года – прим. ред.), хоть он и не очень хорошо себя чувствовал, ему было тяжело разговаривать. Клей был парнем, родившимся в Швейцарии, но, думаю, это было ошибкой природы, потому что мне он казался уроженцем Неаполя, человеком с юга Италии.
— Очень страстный?
— Да, очень страстный, очень щедрый, иногда даже чересчур, особенно в гонках. Иногда он терял способность контролировать гонку. Иногда с ним было непросто, особенно во второй половине их совместной с Ники карьеры, потому что в конце концов Клей был слишком щедрым по отношению к молодому гонщику, который иногда был лучше него. И это несмотря на то, что именно Клей был тем, кто убедил Феррари нанять Ники.
Иногда у нас возникали споры, вроде того, что произошёл в Монте-Карло, когда Клей шёл впереди Ники, но было понятно, что Ники быстрее. Тогда ведь не было возможности говорить по радио, и та ситуация вызвала определённый осадок. Но обычно мы нормально общались.
В 74-м Клей ещё был в состоянии выиграть титул, но с 75-го Ники был гораздо быстрее. Он получил шанс выиграть в 75-м, потом проиграл всего половину очка в 76-м, а затем выиграл вновь в 77-м. Тот 74-й год напоминает 2000-й с Шумахером – это тоже было началом успешной эры в истории «Феррари».
«ЕГО ВКЛАД В КОМАНДУ БЫЛ БОЛЬШЕ, ЧЕМ У ШУМАХЕРА». ОБ ОТНОШЕНИЯХ С НИКИ ЛАУДОЙ
— Можно ли провести параллель между тем, какое влияние оказывал на «Феррари» Лауда тогда, и влиянием Михаэля?
— Да. Но Ники влиял сильнее, потому что во времена Михаэля имела место помощь компьютеров в разработке машины. Нет, конечно, вклад Михаэля был фантастическим, но вклад Ники был ещё больше, потому что его способности, его восприятие техники… Я помню один из дней в Маранелло, вернее, во Фьорано, мы работали с Ники и немного изменили перед****� подвеску. Он выехал из боксов, и мы договорились, что он проедет три круга подряд без остановки, но он проехал всего один, вернулся и сказал: «В машине что-то изменилось, какая-то небольшая деталь». Его восприятие было на очень высоком уровне.
И есть ещё кое-что интересное, о чём стоит рассказать. Мне приходилось держать таблички для гонщиков, давать им сигналы, общаться с ними тогда не было возможности. И вот, в Зандворте в середине гонки пошёл дождь, и я зазвал парней в боксы, чтобы поменять резину. Клей заехал сразу, а Ники нет. Один круг, два круга, дождь был мелким. В итоге он всё-таки заехал, но всё это время я бегал из боксов к трассе и обратно, и в какой-то момент Ронни Петерсон, я не заметил его машину, сильно ударил меня – я сломал ногу, ужасно.
Всю оставшуюся часть гонки я был в боксах, а потом меня отправили в больницу. Так вот, Ники не видел меня полгонки, не видел табличек. Потом он кричал: «Эй, ты оставил меня одного на половину гонки!» — а я его послал. Мне даже говорить было больно. У нас были фантастические отношения. Это было в 1975-м, сейчас на дворе 2019-й, и, хотя он один из руководителей «Мерседеса», а я в прошлом руководил «Феррари», у нас остаются отличные отношения.
— Вы наверняка были в ****�бургринге в 1976-м…
— Нет
— Нет?
— Я прилетел ночью – в то время я уже совмещал работу в «Феррари» с работой в ФИАТе. Даниэль Аудетто был там, но я общался с доктором.
— И насколько тяжело это было для вас, учитывая, насколько близки с Ники вы были?
— Это было ужасно. Я никогда этого не забуду, врач тогда сказал мне: «Мистер Монтедземоло, проблема не в ожогах, потому что ожоги создают проблемы только в плане необходимости обезболивающих, проблема внутри – в его организм попало очень много плохих веществ».
— В его лёгкие.
— Да, в лёгкие. Вопрос был в том, как он сможет отреагировать на всё это, не имея возможности уснуть, оставаясь в сознании. И позже Ники рассказывал мне, что он услышал эти слова и понял, что должен бороться. Он оказался таким сильным.
В тот момент все считали, что жизнь Ники в опасности из-за ожогов, но проблема была с лёгкими, с тем, что было в его лёгких. Но он был невероятным. Я же приехал тогда к нему домой, в Австрию, он был очень плох, только после аварии, очень слаб, и когда он вернулся, спустя два месяца, в Монце, а он не был доволен тем, что мы уже заменили его Карлосом Ройтеманом, ведь мы не знали, на сколько он выбыл из строя…
Для начала, мы вообще не знали, удастся ли ему выкарабкаться, сможет ли он в принципе гоняться и выигрывать, так что мы решили подписать Карлоса, великолепного гонщика в квалификациях, но не столь хорошего в гонках. Ну вот, и в Монце за нас выступили Ройтеман, Ники и Клей, и я помню, что когда Ники надевал шлем на голову, поверх…
— Бинтов?
— Да, кровь проступила. Его лицо ещё не было готово к тому, чтобы надевать шлем, но он был очень сильным. И Энцо Феррари… все итальянские газеты написали, что каждый должен посетить Монцу, чтобы поддержать Ники, а Энцо Феррари сказал тогда, чтобы все понимали, кто на самом деле должен ассоциироваться с «Феррари», что он всё равно был прав, ведь никто не написал, что Ники ехал за рулём «Феррари», что результаты «Феррари» — это не только результаты Ники Лауды. И это при том, что Энцо нравился Ники.
— В Монце было невероятное возвращение, но как вы отреагировали на то, что произошло в Фудзи в конце года, когда Ники остановил машину, не имевшую никаких проблем, в дождь?
— Да, у машины не было проблем, он остановил её, но, будем честны, нужно понять гонщика, который был на грани смерти всего четыре месяца назад. Даже не четыре года, а четыре месяца назад. Гонка проходила в ужасных условиях. И слава богу, в последние годы мы очень много обсуждаем вопросы безопасности, в «Формуле-1» произошёл огромный прогресс в этом вопросе. Ведь за свою карьеру, особенно в 70-е, я видел множество смертей гонщиков: пожары, плохие трассы, недостаточно крепкие машины… Я, к сожалению, могу составить большой список фамилий великолепных молодых гонщиков, погибших в то время.
Та гонка, повторю, проходила в ужасных условиях, а Ники на протяжении всей своей карьеры был, в первую очередь, умным гонщиком, уделявшим внимание безопасности, а тогда ещё и не настолько физически сильным гонщиком. Ведь возвращение в Монце стало результатом серьёзных усилий с его стороны – как психологических, так и физических – он сильно потерял в весе, был ослаблен. Так что я могу это понять.
Но, возвращаясь назад, надо сказать, что он проиграл титул, уступив всего половину очка, так что, не произойди та авария, он бы выиграл в 75-м, 76-м и 77-м – подряд.
— То есть вы понимали, почему он решил остановить машину…
— Да.
— А что сказал Энцо Феррари?
— Он был не против.
— Понятно.
— Не могу сказать, что он был счастлив, но он был не против. Он понимал психологическую сторону вопроса и тогда сказал, что условия в Фудзи – это условия не для «Формулы-1».
«В ФИАТЕ ДОПУСТИЛИ ПРОСЧЁТ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЭНЦО». ОБ УХОДЕ ИЗ «ФЕРРАРИ» НА ПОВЫШЕНИЕ В ФИАТ И ВОЗВРАЩЕНИИ В 1991-М
— Хорошо. Конец 77-го, вы прекратили заниматься гонками. Почему?
— Потому что я всегда в своей жизни старался принимать новый вызов. Я получил предложение от ФИАТа, понимал, что Ники находится в конце его карьеры в «Феррари», он хотел перемен, получил предложение от «Пармалата». Иногда важно найти новую мотивацию, к тому же он не был счастлив от того, что я ушёл из «Феррари». Мы были близки, так что он тоже ушёл через пару месяцев.
Это было концом невероятного периода жизни, но вот так. Я ушёл в ФИАТ, перешёл на работу в ФИАТ, но я оставался в совете директоров «Феррари» следующие несколько лет, потому что об этом попросил Энцо Феррари.
— Вы скучали по гонкам?
— Очень.
— По каким конкретно аспектам гоночной жизни?
— Я скучал по тому, что находится вне её, по организации процесса: по мотивации гонщиков, выборе гонщиков, поиску лучшей работы для лучших людей в команде – вот, что я любил больше всего.
— А удалось ли вам найти замену всему этому в ФИАТе? Вы же занимали там много должностей.
— ФИАТ… Знаете, не считая моей семьи, «Феррари» была и всегда будет самой важной частью моей жизни. Я выиграл с «Феррари» 19 чемпионских титулов, 19, считая победы в Кубке конструкторов в личном зачёте, 17 из них, когда я был главой команды, с Ники, с Михаэлем, с Кими. Это сложно представить. Для меня ФИАТ был чем-то иным. «Феррари» – это страсть, это эмоции. Я благодарен богу за это, потому что каждый день, входя в свой кабинет, я был счастлив и замотивирован. Это необычно – когда заходишь в офис рано утром, у тебя обычно другое настроение.
— Вы ушли из «Феррари» в 77-м, и на календаре стояло 15 ноября 1991-го, когда было объявлено, что вы становитесь президентом и управляющим директором. Почему вы не предприняли попытку вернуться раньше, после смерти Энцо Феррари в 1988?
— В тот момент я был очень занят – меня назначили генеральным директором оргкомитета чемпионата мира по футболу, который должен был пройти в Италии в 1990-м, это была очень интересная работа, я получил хороший опыт.
— Но ведь вы могли заниматься и тем, и тем.
— Нет, в тот период я не работал в ФИАТе, ФИАТ тогда владел «Феррари». Я ушёл из ФИАТа и занимался совершенно другими вещами. После этого дела в «Феррари» пошли плохо – в руководстве ФИАТа допустили серьёзный просчёт после смерти Энцо, решив, что могут заменить человека, являвшегося экспертом в «Формуле-1», на человека, отлично разбиравшегося в технической составляющей дорожных машин. Это абсолютно разные сферы деятельности, это как футбол и баскетбол – и там, и там есть мяч, но больше общего между ними ничего нет. Это была большая ошибка, причем как для продаж, так и для гоночного подразделения. Честно говоря, когда я пришёл в «Феррари» ситуация была плачевной.
Для меня было шоком, когда выяснилось, что нам нужно делать то, что в Италии называют «касса интеграционе» — этот термин означает, что работнику несколько месяцев не платят зарплату, потому что у компании просто нет возможности обеспечить человека работой. Я помню, «Нью-Йорк Таймс» тогда вышла с заголовком «Феррари» в кризисе». Это касалось дорожных машин. Плюс мы выиграли свой последний чемпионский титул ещё в 1979-м, с Джоди Шектером.
Мы сейчас говорим про период с 1991 по 1993 год. Иногда я ночами не мог уснуть, потому что ситуация была на самом деле очень тяжёлой. К тому же это был не самый простой период для мировой экономики, продаж автомобилей.
— И как же вы тогда собирались начать выстраивать команду-победительницу? Что нужно было сделать в первую очередь?
— Для начала я попытался понять, почему мы не побеждаем. У нас были деньги, у нас было имя, у нас были традиции, и поверьте, я попытался с максимально профессиональным подходом провести анализ, по итогам которого понял, что у нас есть нехватка передовых технологий в отдельных областях.
Другими словами, когда я вернулся в «Феррари» в 1991-м, «Формула-1» представляла собой абсолютно иной мир по сравнением с тем, чем она была в 1977-м, когда я ушёл из команды: электроника, шасси из углеволокна – всё было абсолютно иным. А технологии «Феррари» в основном базировались на механике: коробка передач, двигатель, тормоза. У нас была электронная подвеска. Электроника стала иметь решающее значение, аэродинамика стала ключевым элементом, а у нас даже близко не было хорошей аэродинамической трубы.
Мне пришлось нанимать людей, поддерживать людей, владеющих передовыми технологиями в сфере механики, потому что двигатель тогда всё ещё был очень неплох, но нам нужно было развиваться. И мы оказались в серьёзном кризисе, когда Харви Постлтуэйт в мой первый год в «Феррари», это было в четверг в Монако… прошу прощения, в пятницу в Монако, он пришёл ко мне и сказал: «Мистер президент, я не в состоянии сконструировать машину на следующий год».
Когда я приехал в «Феррари», в первый же день я собрал сотрудников команды и спросил, кто является главным конструктором. И оказалось, что такого человека нет – их было трое, четверо. Именно поэтому у меня было три приоритетных задачи: первая – понять, в чём мы слабы и найти людей, которые могли бы укрепить эти направления, вторая – определить, в каких моментах мы отстаём с точки зрения оборудования, в том числе в плане аэродинамической трубы, и третья – найти человека, у которого были бы конкретная роль, конкретные обязанности, конкретные цели.
Поначалу было очень тяжело, моим первым решением было начать сотрудничество с Ники Лаудой как с консультантом, потому что Ники всегда был где-то рядом. Он тогда не так давно закончил карьеру в «Макларене», я имею в виду, не 20 лет назад, он был ближе меня к «Формуле-1». А затем я решил нанять одного человека… даже в дорожных машинах цвета и дизайн определяются не маркетёрами, а инженерами… так вот, я дал Ники протестировать ту машину, и он сказал мне: «Лука, это просто у-у-у-у – очень шумная, но мы стоим на месте». Позже я спросил у своих людей: «Можете ли вы описать мне её?» – и люди, которых я собрал у себя, сказали, что это очень хорошая машина. Я ответил, что они несут чушь – я видел эту машину и это не «Феррари».
Затем мы первыми в мире внедрили в наши машины автоматическую коробку передач, это произошло благодаря опыту в «Формуле-1», затем сконструировали F355, затем мы сделали первую переднемоторную «Феррари», потому что на тот момент основой была «Тестаросса».
Но главной целью был поиск в моём окружении человека, который был бы намного лучше меня. И Тодт проделал очень хорошую работу, несмотря на то, что было вначале, он был экспертом в «Формуле-1», пришёл из ралли, из спортпрототипов, где работал с «Пежо», и главное – разбирался в организации процесса.
Позже мы наняли Росса, Рори, у нас был Мартинелли, отличный парень, который разбирался в моторах, затем открыли новую аэротрубу – шаг за шагом шли вперёд. И буду откровенным, самое большое удовлетворение я испытал, когда Алези стал вторым в Монце в 1994-м (на самом деле вторым финишировал Герхард Бергер – прим. ред.). Позже, когда Алези выиграл Гран-при Канады (это было в 1995-м – прим. ред.), а Герхард стал первым в Германии (а это в 94-м – прим. ред.), опередив Михаэля, я понял, что мы идём в верном направлении. Последовавший за этим приход Михаэля произошел в верный момент.
«Я ПОДУМАЛ ТОГДА — ТОДТ ЛИБО ИДИОТ, ЛИБО НАГЛЕЦ». ОБ ЭРЕ ЖАНА ТОДТА И МИХАЭЛЯ ШУМАХЕРА
— Давайте вернёмся к фигуре Жана Тодта. Что в нём убедило вас в мысли, что это именно тот человек, который вам нужен?
— Берни Экклстоун сказал мне тогда: «Лука, почему бы тебе не рассмотреть кандидатуру такого человека, как Тодт – он побеждал во всех чемпионатах, где принимал участие». Он побеждал в ралли с «Ситроеном», он побеждал с «Пежо» в прототипах.
— Не было ли проблемой для вас нанимать неитальянца?
— А вот это очень хороший вопрос. Поначалу это было проблемой, причём проблема была у меня в голове. Потом я пообщался с Ханну Микколой, финским гонщиком, пообщался со знакомыми. Я воспользовался уроком Энцо Феррари, звонил по телефону и тайно узнавал информацию, чтобы понять, что Жан из себя представляет. Что мне нравилось, так это то, что Тодт работал с «Пежо» много лет – для меня это стало решающим фактором при решении позвонить ему и назначить встречу. Это означало, что он вовлечен в процесс, в команду, а не так, когда человек провел год в «Лотусе» после трех лет в «Макларене» — как руководителю мне не нравится такой подход.
В общем, я пригласил его к себе домой, и он приехал на «Мерседесе». Я помню реакцию своего сына, он тогда был маленьким: «Смотри, папа, там человек на «Мерседесе». Я подумал тогда одно из двух: либо он идиот, либо наглец, раз посмел приехать ко мне домой на «Мерседесе». Но я должен поблагодарить Тодта – он многое получил от «Феррари», ведь, уйдя из команды, смог стать главой ФИА, благодаря «Феррари», но он и многое дал «Феррари». Он всегда хорошо делал свою работу, всегда был откровенен со мной, у нас были фантастические личные взаимоотношения в независимости от установленных правил. Мы всегда общались по телефону минимум по шесть раз за день, даже слишком часто. И, повторю, он отлично делал свою работу.
— Чья была идея подписать Михаэля Шумахера?
— Это была совместная идея, но решение, конечно, принимал я. В основном, это было моё решение. Тодт был не в том положении, чтобы принимать окончательное решение, но Тодт был первым, кто поддержал идею пригласить Шумахера. Честно говоря, думаю, это было совместной идеей, потому что было очевидно, что Шумахер на тот момент был лучшим на трассе. Ему не было альтернативы, в то время не было такой ситуации, как с Лаудой и Жарье. Хотя нет, думаю, лучшими тогда были Шумахер и Хяккинен, но Мика был сильно вовлечен в «Макларен», и не было возможности… для нас Шумахер был лучшим.
— Насколько важную роль сыграл Михаэль? Удалось бы добиться успеха с другим гонщиком?
— Я так не думаю. Я уверен, что… Да, в 2002-м, когда мы выиграли титул досрочно, в Маньи-Куре, машина была настолько хороша, что, возможно, чемпионом бы на ней стал любой гонщик. Но без Михаэля мы бы не пришли к такому результату, его роль была решающей. Так что мой ответ – без Михаэля было бы крайне сложно добиться всего этого.
«СЕННА НЕ ЛЮБИЛ ФУТБОЛ». О ВСТРЕЧЕ С АЙРТОНОМ
— Вам доводилось общаться с Сенной?
— Да.
— Не могли бы вы немного рассказать об этом? Насколько близко вы общались?
— К сожалению, я помню это очень хорошо. Я пригласил его к себе домой в Болонью, это была среда. Чтобы вы понимали, мой дом находится где-то в 40 минутах езды от Имолы.
— Чтобы лучше понимать, в каком году это было?
— К сожалению, в 1994-м. Я разговаривал с ним до этого и просил Тодта поговорить с ним, но в то время мы планировали оставаться с Алези и Бергером. Так получилось, что Герхард был моим хорошим другом, мы и сейчас остаемся друзьями, его можно назвать джентльменом. Думаю, он был одним из гонщиков с наибольшим числом проведённых гран-при за «Феррари», невероятный человек на трассе и за её пределами. Он, кстати, попал в страшную аварию в Имоле. Но неважно. В то время у нас не было возможности подписать Сенну. Тодт встретился с Айртоном в 1993-м перед гонкой в Монце.
В то время шли большие споры по поводу того, должны ли электронные системы помогать гонщикам, и я был против, потому что это бы уравняло большинство гонщиков, к тому же в этом плане у нас были недостатки. А Сенна выступил с официальным заявлением, сказал, что мистер Монтедземоло прав, потому что гонщикам будет слишком легко выступать в «Формуле-1». Он ведь считал, что далёк от идеала, поэтому ему не нравилась эта идея.
Короче говоря, он приехал ко мне домой в среду.
— То есть это была среда перед этапом в Имоле в 1994-м.
— Да. В 7 мы поужинали, а потом он уехал в Имолу. Я сказал, что хотел бы найти способ, чтобы в конце сезона… Он сказал, что у него контракт с «Уильямсом», но если появится возможность попасть в «Феррари», он будет счастлив перейти к нам, так что если будет легальный способ осуществить это, он будет готов рассмотреть его и перейти к нам. Либо сделать это через год.
«Я хочу завершить карьеру победой с «Феррари», — сказал он мне тогда. Ещё он сказал, что может поздравить меня с тем, что я единственный, кто борется с электронными системами помощи гонщикам. К сожалению, после этого он уехал в Имолу, а в воскресенье произошла та авария. Это была наша единственная полноценная беседа.
— И каким он был?
— Умным, невероятно быстрым в квалификациях…
— Я имел в виду, каким вы увидели его тогда, во время ужина. Он со страстью говорил о «Феррари», интересовался ли вашей семьей?
— Вы имеете в виду, во время нашей беседы?
— Да.
— Я знаю бразильцев, но он, например, не любил футбол, мы много говорили о Португалии, где он обычно жил. Да, многие гонщики предпочитают жить в Монте-Карло, но он жил в Алгарве. Умный парень, похожий на Михаэля и Ники в плане концентрации на деталях, на машинах «Формулы-1», очень умный парень в вопросах обсуждения правил – первоклассный человек.
«ТАЛАНТ КИМИ ИМЕЛ ПРИРОДНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ». О РЯЙККЁНЕНЕ
— Вы добились невероятного успеха с Шумахером. Затем в команду пришёл Фернандо Алонсо…
— После Михаэля мы выиграли с Кими.
— Да, прошу прощения.
— Кими был силён.
— Каким он был?
— Кими оказался сильным, и, думаю, многие были удивлены тем, что в первый же год без Шумахера мы были способны выиграть чемпионат с Кими. И не забывайте, что у нас была довольно конкурентоспособная машина, на которой Масса годом ранее выиграл… ну, вы помните, что тогда произошло, уникальная ситуация в истории «Формулы-1» – он пересёк финишную черту чемпионом и проиграл титул через несколько секунд.
— Характер Кими же сильно отличается от того, каким был Шумахер.
— Безусловно, это два разных мира. Это человек, который… не знаю, не знаю. Я не виделся с ним уже несколько лет, только отправлял ему сообщения, мы не общались вживую. Кими был сильным гонщиком, а еще он был… скажем так, его талант имел больше природное происхождение.
Кими не был тем человеком, который будет работать с утра до ночи, чтобы улучшить машину, который будет часами обсуждать с техниками детали, но в том же «Макларене» он проигрывал гонки и чемпионство в основном по причине ненадежности машины.
— Вы благодарны ему за его результат в Остине?
— Да, буду честен, да, он заслужил это. Он человек, которого очень сложно за что-либо критиковать, потому что он честен, посвящает себя команде, ведёт себя правильно – идеально, как по мне. Безусловно, я думаю, в любом автоспорте есть супергонщики, а я уверен, что Кими – супергонщик, и есть экстраординарные личности. Михаэль был экстраординарным, для меня Алонсо экстраординарен, как гонщик…
«КОГДА АЛОНСО ПРОИГРЫВАЛ, ВИНОВАТА БЫЛА КОМАНДА». О ПЕРИОДЕ С ФЕРНАНДО
— Да, давайте поговорим об Алонсо. За все эти годы вы приобрели такой большой опыт в общении с гонщиками. Почему он так и не стал чемпионом?
— Есть три причины. Во-первых, ему не повезло оказаться в «Феррари» в тот момент, когда «Ред Булл» был в таком же положении, как и «Феррари» в начале нулевых – их машина была лучше, намного лучше. Тот же Уэббер, безусловно, хороший гонщик, но не экстраординарный, однако даже он мог выигрывать гонки.
Во-вторых… мне это не нравится, но я должен сказать об этом – он был неудачником, потому что проиграл титул в Бразилии в 2012-м. Когда Зебастиан столкнулся на первом круге с Сенной, Сенна сошел, все было в руках Алонсо. Или когда команда сделала большую ошибку в 2010-м, когда ему бы хватило финишировать четвертым, но мы проиграли титул в последней гонке.
И в-третьих, его характер. Он сильно отличался от Михаэля… да я даже сказал бы, что и от Ники, потому что Ники, как и Михаэль, был одним из двух ключевых гонщиков в моей карьере. Алонсо не был Алонсо-Феррари. Когда он побеждал, он был счастлив, а когда проигрывал, виновата была команда. Иными словами, он был не так близок с командой, как Михаэль или Ники. Особенно в тяжёлые моменты. Быть с командой в хорошие времена легко, куда важнее быть рядом в сложный период.
— Не думаете ли вы, что всё пошло бы иначе, выступай за «Феррари» Лауда или Шумахер в период с 2010 по 2014 год?
— С точки зрения выступлений, Фернандо был очень хорош. Как по мне, Алонсо, как и Хэмилтон, и Феттель, входит в число лучших, и в гонках он был очень близок к Михаэлю. Думаю, в плане гонок Алонсо был и остаётся фантастическим гонщиком. Говоря откровенно, он проиграл чемпионат не из-за своих ошибок. В Спа, например, ему просто не повезло…
Думаю, в нормальных условиях, без командных ошибок по тактике в 2010-м и без Феттеля, поймавшего удачу за хвост в последней гонке, он бы выиграл титул, и мы сейчас говорили бы совсем о другой ситуации. Мы бы говорили, что Алонсо, не имея лучшей машины, был способен выигрывать титулы, потому что Алонсо действительно сильный гонщик.
«В НЕКОТОРЫЕ МОМЕНТЫ ЕМУ НЕ ХВАТАЕТ ХЛАДНОКРОВИЯ». О ЗЕБАСТИАНЕ ФЕТТЕЛЕ
— Имеет ли Феттель сейчас то влияние на команду, какое от него ожидалось?
— Слушайте, это я нанимал Феттеля. Он отличный парень, они вместе с Доменикали приехал ко мне домой, привез коробку швейцарского шоколада…
— Он знал, что вам нравится швейцарский шоколад?
— Нет. Он очень хорошо образован, он мне нравился как человек, он смог правильно проанализировать ситуацию в «Ред Булле» и был очень счастлив возможности перейти в «Феррари». Я, кстати, сказал ему тогда, что Михаэль первым поддержал этот переход.
В августе, когда Михаэль был не в состоянии выступить за нас, он спросил меня: «Почему вы не подпишете Феттеля? Он молод, но будет так же хорош, как и я». И буду честен, в тот момент я думал, что, возможно, ещё слишком рано приглашать Феттеля в «Феррари» — из-за давления, которое оказывалось на команду.
В общем, я нанял Феттеля, и я думаю, что Феттель – очень хороший гонщик. Да, он выигрывал титулы с намного более быстрой машиной, но он выигрывал, в отличие от Уэббера. При этом нужно понимать, что я не видел ситуацию в целом – к сожалению, он приехал в Маранелло в ноябре, я ушёл из команды в октябре, так что, несмотря на то что я нанимал его, я никогда не видел его в Маранелло.
По моим ощущениям, повторюсь, именно ощущениям, причем со стороны, а когда ты наблюдаешь со стороны, то можешь ошибаться, а я не люблю, когда люди начинают говорить о чём-то, не зная ситуацию изнутри, так вот, по моим ощущениям, он быстр, он отличный парень, он парень, который любит «Феррари», он знает свои возможности, но, думаю, иногда ему не достаёт общего уровня. Это мои ощущения как стороннего наблюдателя.
Говоря, что он патриот «Феррари», можно говорить и о том, что он может допускать ошибки. Не забывайте, поначалу и Михаэль допускал ошибки. Его нужно мотивировать, нужно защищать, давать ему уверенность в том, что команда с ним. Со стороны… я бы не хотел делать заявлений, но, по ощущениям, ему нужно больше поддержки со стороны команды. Может быть, я ошибаюсь.
— А если бы вы всё ещё оставались в «Феррари», как бы вы показали ему, что у него есть поддержка?
— Для начала, гораздо больше общался бы с ним, пытаясь понять, чего он ждет, что ему необходимо, что ему не нравится, в чём, по его мнению, должны заключаться лучшие условия с точки зрения людей, рабочего процесса, подготовки к гонкам.
Во-вторых, попросил бы его быть ближе к команде, и даже быть готовым приехать ко мне домой, постучаться ко мне и задать любой интересующий вопрос. И в-третьих, попросил бы главу команды говорить публично о поддержке Феттеля во время гоночных выходных, потому что, когда я вижу сообщения, содержащие некую долю критики команды, я считаю, что это ошибка. Другими словами, когда ты в Маранелло, за закрытыми дверями, ты можешь говорить такое, но мы побеждаем и проигрываем вместе.
Я считаю, если гонщик допускает ошибки, а такое может случаться, иногда это происходит из-за постоянного давления на всех, из-за того, что нет ощущения полной поддержки, из-за банального невезения – как это произошло в прошлом году в Сингапуре. Для меня это не ошибки, он пытался выйти в лидеры гонки.
Я думаю, в некоторые моменты Феттелю не хватает хладнокровия, но поверьте мне, я подчеркну это, я был в «Феррари» и нёс огромную ответственность за происходящее на протяжении 25 лет – мне не нравится, когда люди начинают общаться через газетные заголовки, они не знают многих деталей.
— Когда вы говорите про бОльшую поддержку, вы имеете в виду, от руководства команды?
— Не знаю. Я думаю, Феттель… я уверен, что он один из трёх лучших гонщиков чемпионата, это даже не обсуждается. В 2018 году «Феррари» в некоторых гонках выглядела и была лучше «Мерседеса» – я считаю, что в том сезоне «Мерседесы» одержали самую тяжелую победу с того момента, как они вернулись в «Формулу-1». Думаю, в команде собрали очень хорошую машину, добилась впечатляющего прогресса, так что, если говорить о моём мнении, то я считаю, что сказалось либо чрезмерное давление, и иногда это действительно может влиять, либо нужно было что-то улучшить в команде – даже то, как ты обращается с гонщиком.
Потому что если мы посмотрим на 2015-й, 2016-й, 2017-й, 2018-й, на мой взгляд, особенно в последние два года, у «Феррари» были возможности выиграть титул. И если мы проигрываем чемпионат за две-три гонки до конца сезона, а не в концовке последней гонки, как в 2008-м или 1977-м, или как в 2010-м, возникает вопрос, почему так происходит, потому что это не связано с машиной. В нынешнем году на некоторых этапах, не на многих, но на нескольких, даже во второй части сезона, «Феррари», особенно в гонках, была лучше «Мерседеса».
О ЗНАЧЕНИИ «ФЕРРАРИ» ДЛЯ «ФОРМУЛЫ-1» И САМОГО ЛУКИ
— Большое спасибо. У меня осталось три вопроса. Первый – насколько важное значение «Формула-1» имеет для «Феррари»?
— Решающее значение. «Феррари» без «Формулы-1» была бы невероятным брендом, но не уникальным. «Феррари» уникальна благодаря «Формуле-1», и уникальна, и я надеюсь, останется уникальной, благодаря своей эксклюзивности, за счёт продаж небольшого числа машин.
— Второй вопрос – насколько важное значение «Феррари» имеет для «Формулы-1»?
— Решающее значение, потому что многие команды побеждали и проигрывали, приходили и уходили, а «Феррари» в «Формуле-1» с самой первой гонки, до сих пор красная – и в хорошие, и в трудные времена. «Формула-1» без «Феррари» останется «Формулой-1», да, но уже без того шарма и блеска.
— И последний вопрос. Вы столько времени были руководителем этой команды, вы настолько сильно были вовлечены в «Феррари». Каким достижением с командой вы гордитесь больше всего?
— Вы имеете в виду то, чего я добился за свою карьеру?
— То, чем вы больше всего гордитесь.
— Когда я ушёл из «Феррари», я был приглашён мистером Фелизой… Когда я стал председателем совета директоров ФИАТа, мне пришлось оставить пост управляющего директора, потому что было невозможно совмещать эти должности. Я пошёл к Фелизе, и он сказал мне: «Завтра будет твой последний день здесь, так что мы организовали небольшой банкет…», — но вместо того, чтобы пойти в кабинет, мы отправились в конференц-зал.
Когда я вошел туда, там были все работники. Это было в 5 вечера, большинство из них уже закончило работу на заводе, так что они были в красном, и многие из них плакали. Там играла одна песня… для меня это всё стало сюрпризом, там была пара тысяч человек, и играла песня Una lunga storia d’amore (Долгая история любви – прим. ред.). Они все говорили, что не могут поверить в то, что такая история подходит к концу. Это было невероятно, люди плакали.
Вспоминая это, я сам сейчас готов расплакаться, ведь обычно, когда человек спустя столько лет уходит, бывает такое, что говорят: «Ну наконец-то он ушел, придёт кто-то новый». Тут было иначе, и для меня это лучший момент в моей длинной карьере. Да, я мог бы сказать, что горжусь победой в 75-м или победой в 2000-м после 22 лет без титулов, но этот день, мой последний день в «Феррари», был лучшим. Он стал итогом многолетней работы – то, что я уходил, имея хороший имидж, то, что люди верили в то, что я делал, то, что люди будут скучать по мне – это было для меня лучшим моментом карьеры.
Прикрепленные файлы (всего 7):-
 1.jpg скачать / посмотреть (104.606 KByte) (2 скачиваний) -
 2.jpg скачать / посмотреть (77.283 KByte) (77 скачиваний) -
 3.jpg скачать / посмотреть (72.864 KByte) (54 скачиваний) -
 4.jpg скачать / посмотреть (104.278 KByte) (5 скачиваний) -
 5.jpg скачать / посмотреть (64.613 KByte) (10 скачиваний) -
 6.jpg скачать / посмотреть (141.338 KByte) (4 скачиваний) -
 7.jpg скачать / посмотреть (22.83 KByte) (2 скачиваний)
Это сообщение отредактировал(а) daemon - 30.03.2019 00:08
|
