В этой теме буду выкладывать, по мере сил, переводы статей различных ископаемых журналов о Формуле 1. С картинками - для самых маленьких.

НАСЛЕДНИК ТРОНА
Марк Скевис, журнал "МоторШпорт", выпуск № 7, 1994-й год
 
Михаэлю Шумахеру всего 25, но весь мир лежит у его ног. Потеря Айртона Сенны, после ухода Проста и изгнания Мэнселла, сделала немца самой яркой звездой на небосклоне, очевидным наследником трона Формулы-1. Вполне понятно, что теперь он даёт меньше интервью. Судя по его сокрушительным выступлениям с начала сезона 94-го года, возможности его соперников, вероятно, ещё более ограничены, чем у средств массовой информации.
 
Под сильными порывами мистраля мы следим за ним на тестах в Поль Рикаре. Импровизированная шикана, наспех сооружённая из соломенных тюков в устрашающем повороте Син, напоминает о холодном ветре перемен и в Формуле-1. Несмотря на появление болида "Бенеттон", толпа собирается, чтобы полюбоваться ярко-жёлтым "Bugatti EB110" в паддоке. Нетрудно угадать собственника, который также владеет Mercedes 500 и которого часто можно встретить рассекающим по улицам Монте-Карло на Harley Davidson. Военные трофеи всегда требуют жертв, но последние несколько месяцев показали, что и в спорте иногда приходится платить слишком высокую цену.
 
Шумахер всегда ездил со зрелостью, нехарактерной для его возраста. Кроме того, кое-кто в Германии видит в нём преемника Штефана Беллофа, поэтому ему приходится справляться и с дополнительным прессингом. Именно излишнее внимание соотечественников (и налоговых органов) заставило его перебраться в Монако. Однако его внезапный взлёт не только на вершину чемпионата, но и к статусу новой надежды Формулы-1, произошёл с шокирующей скоростью.
 
Мантия не так легко легла на столь юные плечи.
 
"У меня всегда были свои цели, которым я старался следовать, - говорит он. - Это давление, которое я всегда оказываю на себя. Это не изменилось. Но я не считаю себя лидером только потому, что возглавляю чемпионат. Я думаю, что когда вы говорите о представителе гоночной общественности, вам нужен не лидер по очкам, а кто-то с репутацией, кто может помочь в некоторых областях. Опыт, который я приобрёл за последние три месяца, был огромным, и это показывает мне, как много ещё я должен узнать, прежде чем стать таким человеком, как, скажем, Герхард или Мартин, у которых уже есть весь этот опыт, которые могут видеть вещи по-другому и могут судить о них лучше. Но я не хочу отстраняться и говорить: "Ладно, мне это не нужно". Я хочу участвовать в деятельности ГПДА, я ДОЛЖЕН это делать. У меня есть своя точка зрения, я всё прекрасно понимаю, осознаю и могу помочь. Сейчас нам нужно держаться вместе".
 
Шумахер, пожалуй, лучший пример эпохи невинности, поколения, для которого смерть стала не более чем пыльной страницей в учебниках истории. Переход к новой, трагической эпохе был особенно жестоким. Однако, похоже, это только усилило его навыки. Тем не менее, совершенно не на пользу его репутации, самообладание немца во время кризиса было отмечено некоторыми тёмными обертонами. В конце концов, несмотря на то, что Шумахер стал свидетелем смертельной аварии Сенны, он продолжал бесстрастно доминировать с рестарта гонки в Имоле. Говорят, что он даже был готов провести там тесты на следующей же неделе.
В Монако, несмотря на то, что его друг и бывший товарищ по команде Карл Вендлингер лежал в коме, Шумахер сразу же выехал и показал недосягаемое время в квалификации. В то время как нервы его соперников были напряжены до предела при каждом последующем инциденте, немец просто воспользовался их неуверенностью. Неужели у этого человека нет чувств?
 
"Я думаю, что нет ни одного пилота, на которого бы довольно сильно не повлияло то, что случилось, - спокойно отвечает он, подчёркивая, что ни в том, ни в другом случае он изначально не осознавал серьёзности ситуации. - Лично у меня было очень много бессонных ночей, когда мне приходилось всё это обдумывать. До того, как я провёл тесты в Сильверстоуне после Имолы, я действительно сомневался, смогу ли быть тем же человеком, что и раньше..."
 
"Иногда внешне Михаэль выглядит высокомерным, - признаёт Вилли Вебер, его менеджер с первых дней своей карьеры и человек, который сообщил о смерти Сенны. - После всех этих смертей, да ещё когда видишь его за рулём в Монако, можно подумать, что у этого человека совсем нет нервов. Но это не так... Смерть Айртона причинила ему такую боль... Я никогда не видел его таким за шесть лет. Он плакал, как маленький мальчик. Он был очень потрясён. Только не говорите мне, что это человек без нервов и чувств".
 
В то время как Шумахер проливал свои слёзы в уединении, поползли различные слухи. Особенно после того, как он не появился на похоронах бразильца.
 
"Я верю в Бога, но я верю, что мне не нужно ходить в церковь, чтобы доказать это, - говорит он с легким намёком на раздражение. - Если у меня есть сильные чувства к Айртону... Они могут быть у меня везде. Мне не нужно идти на похороны и показывать себя там. У меня были свои собственные чувства по этому поводу, одна из причин, почему я не появился, была безопасность, команда сказала мне не ехать туда; мы видели, что происходит в Германии и во всем мире, где люди подвергались нападениям. Я не знаю, как сложилась бы ситуация. И не только в Бразилии, потому что, скажем, немецкий фанат Айртона Сенны, возможно, думал, что я был причиной этого..."
 
Недостаточно убедительно? Подумайте ещё раз. Шок от удара ножом Моники Селеш, нанесённого фанатом Штеффи Графф, потряс всю Германию.
Кроме того, некоторые бразильские СМИ дошли до того, что возложили вину за смерть своего героя именно на Шумахера. Если бы он не давил на Уильямс так сильно, предположили они, Айртон, возможно, никогда бы не покинул нас. Такое удивительное негодование, возможно, является следствием ряда подробно освещаемых прессой столкновений между ними - с тех пор, как Шумахер сенсационно ворвался в мир Ф1. Никогда не испытывавший чрезмерного благоговения перед чьей-либо репутацией, он говорит то, что думает. И Сенна тоже называл вещи своими именами, а иногда называл молодого самозванца и похуже. Но была ли вражда между ними?
 
"Называть нас друзьями - это, пожалуй, чересчур, - соглашается немец, - но в последнее время мы были гораздо ближе, чем в начале. После брифинга пилотов в Имоле мы - Герхард, я, Микеле [Альборето], Джей Джей [Лехто] и Айртон - обсудили вопросы безопасности и договорились встретиться ещё раз в Монте-Карло. Это был совсем недолгий разговор, как и до этого, в Японии.
Конечно, Айртон был под большим давлением, и в Бразилии люди пытались нагнетать вражду между нами, которой не было. Он подошёл ко мне и спросил: "Эй, что происходит? У вас в Германии такая же проблема? " - и мы поговорили об этом. Мы были гораздо ближе, чем кто-либо ожидал".
 
То, что в аварии погиб Сенна, вокруг которого, казалось, существовала аура непобедимости, потрясло многих гонщиков до такой степени, что у них произошёл явный перелом сознания. В глубине души Шумахера терзали те же сомнения.
 
"Это же не 26 идиотов - есть много умных парней. Они думают, что знают, что делают. Мы всегда верили, что если бы у нас была такая проблема, как сломанное крыло, как в случае с Ратценбергером, и это произошло бы в неправильном месте, мы могли бы погибнуть. Но мы не верили, что несчастные случаи, случившиеся с Айртоном и Карлом [Вендлингером], могут произойти. По крайней мере, я в это не верил. Мы взрослеем. Теперь я знаю, что всё еще могу находиться в болиде и концентрироваться естественным образом, но сначала я не был уверен, что смогу продолжать в том же духе. Я сказал себе: "Если этого больше не будет во мне, если у меня не будет вот этого чувства - просто сесть в машину и вести её так, как я это обычно делаю, то пора остановиться". Для меня тесты в Сильверстоуне были одним большим знаком вопроса: те же ощущения или нет? Не знаю, закончил ли бы я сезон, а потом бы ушёл. Я как-то не думал об этом. Я просто знал, что, если у меня не будет тех же ощущений, то я должен принять решение. В первый день я был не совсем в порядке. Было влажно, и я просто проехал два круга и сказал: "Ладно, это не те условия, в которых я люблю ездить". Иногда в Сильверстоуне, когда трасса мокрая, это может быть немного опасно. Я не хотел оказаться в и без того опасной ситуации. Поэтому я сказал: "Нет, я не хочу продолжать". Мы отложили тесты. На следующий день было сухо, и сразу же, когда я выехал, всё было прекрасно с первого момента. Не спрашивайте меня, как это возможно".
 
Его поведение с тех пор говорит о том, что у него так же мало поводов для изучения глубин своего сознания, как и для изучения зеркал заднего вида своего "Бенеттона".
 
"Я многому научился, - говорит он, - и думаю, что именно поэтому я всё ещё занимаюсь гонками. Мне не нужно сидеть и думать о несчастных случаях и тому подобном. Как только я сажусь в машину, я могу выбросить из головы все остальные вещи и просто сосредоточиться на вождении".
 
Он признаёт, что было труднее в последние несколько месяцев, когда он находился вне трассы. Печально, что наступили времена, когда ксенофобия - это не просто слово из игры в "Скрабл", а, скорее, характеристика ряда средств массовой информации. Для некоторых доминирование Шумахера слишком отдаёт машиной, а не человеком. То, что он немец, просто эффектно это подчёркивает.
Он не из тех, кто уклоняется от битв на трассе, не намерен уклоняться и от словесных баталий.
 
"Я думаю, что это не имеет никакого смысла, - отвечает он, качая головой. - Всем, кто меня знает, очевидно, что я не машина. Дело в том, что у меня чертовски хороший болид, и именно поэтому я могу выступать на уровне. Если бы, скажем, у Айртона была эта машина, он сделал бы то же самое или даже лучше - я не знаю, потому что у меня не было возможности по-настоящему сравнить с себя Айртоном. Но у нас есть эта замечательная машина, и с тех пор, как Айртон покинул нас, нам, кажется, было намного легче выигрывать гонки, и именно поэтому люди сразу же пытаются представить происходящее как нечто иное".
 
Остерегаясь льстецов, привлечённых его звёздным восхождением, немец также отметил всё большее число желающих опустить его на землю.
 
"Когда я начал подниматься по турнирной таблице три года назад, я был никем, и все, кто был никем, казалось, были желанными гостями! Если вы делаете хорошую работу, всё за вас. Как только вы начинаете идти дальше, вокруг вас всё ещё есть много людей, которые заставляют вас двигаться вперёд, и это те люди, в которых вы должны верить. Но точно так же, поскольку количество людей вокруг вас постоянно растёт, там будут и люди, которые завидуют. Иногда это трудно принять, но так оно и есть”. Это его беспокоит? "Я не должен этого допускать. Но...”
 
Ответ выдаёт некоторое раздражение. Не своими недоброжелателями, а самим собой, так как он, пожалуй, свой самый большой критик. Он прекрасно понимает, что выживание в атмосфере Формулы-1 требует не только физических, но и умственных усилий. Как же так, удивитесь вы, если Ф1 в смятении от Имолы и последующих событий, а немец твёрдо стоит на земле?
 
"Я думаю, что самым большим потрясением была Имола, где произошли трагедии с Роландом и Айртоном, плюс с механиками, плюс со зрителями, - говорит он. - Хуже и быть не могло. Я думаю, что если я принял решение продолжать гоняться после этого, я должен был придерживаться своего решения. Если у Карла [Вендлингера] будет возможность сразу же вернуться в машину, я уверен, что он это сделает. Я бы так поступил, потому что чувства, которые мы получаем за рулём гоночной машины, - это то, что ведёт нас всех по этому пути. Мы все любим этот вид спорта, мы все живём ради этого вида спорта..."
 
Его слова временами звучат пугающе, но они просто указывают на способность отстраняться - инстинкт сохранения рассудка, если хотите, - который также характеризовал Сенну. Как и бразилец, он уделяет большое внимание деталям и, вероятно, будет столь же требователен на продуваемой всеми ветрами тестовой сессии, как и в день гонки Гран При. Его уверенность в себе также не является чем-то особенным в Ф1. Некоторые циники спросят, где та грань между уверенностью в себе и высокомерием? Мартин Брандл, напарник Шумахера по команде "Бенеттон" в 1992 году, считает, что немец довольно хорошо справляется с тем, чтобы эту грань не перейти.
 
"Я могу понять его положение, - говорит он. - У меня это тоже в какой-то степени было после Монако. Все, и я имею в виду вообще всех, хотят урвать кусочек вашего времени. Но если вы не можете дать им этого, они немедленно выступают против вас и называют вас высокомерным".
 
Суть в том, что СМИ могут называть Шумахера как угодно, но все ожидают, что в конце года он станет чемпионом. Ему доставляет огромное удовлетворение тот факт, что он добился успеха с "Бенеттоном".
 
"Мы выросли вместе, - сияет он. - Я всегда верил в эту команду, даже когда - особенно в прошлом году [1993] - все говорили: "Ты должен уйти, ты должен перейти в "Феррари" или еще куда-нибудь, у тебя нет никаких шансов в "Бенеттоне". Я не был уверен, что у меня есть причины чувствовать себя особенно комфортно, потому что в прошлом году мы не выглядели так, как сейчас. Но у меня не было никакого намерения уйти из этой команды. Я всегда говорил, что предпочёл бы занять второе место с командой, в которую, как мне кажется, я внёс некоторый вклад, чем побеждать в команде, где я этого не делал, где я просто сел в машину, которая была лучшей - просто пришёл и выиграл".
 
Успех "Бенеттона" в начале сезона, когда Лехто получил травму, а Ферштаппен только дебютировал, подтвердил, что Шумахер продолжает учиться. Два года назад команда всё ещё полагалась на помощь второго пилота, но теперь мастерство Шумахера резко возросло. Таким образом, он смягчил шероховатости, которые он иногда демонстрировал, когда только пришёл в Формулу-1. Добавьте это к естественной скорости в квалификации, хорошему гоночному мастерству и лестным отзывам от Mercedes, и у получите пилота на пике своего развития.
 
Есть ли у него слабые места?
 
"В душе он гонщик-победитель, - признаётся Вилли Вебер. - Если он участвует в гонке, то хочет только победы. Он ведь не имеет никакого отношения к олимпийским идеалам! Вся его жизнь нацелена на победу. Иногда вы должны сделать ровно столько, сколько вам нужно, как Прост. Это не в его характере, но ему нужно научиться этому, если он хочет выжить на вершине в Формуле-1. Ты не всегда можешь быть победителем... Я думаю, что единственный человек, который может помешать ему выиграть чемпионат, - это он сам".
 
Брандл склонен согласиться: "Он заслуживает того, чтобы стать чемпионом мира. В некотором смысле печально, что он выиграет его в этом году без Айртона, и что сезон запомнится смертью Айртона. Но я уверен, что он выиграет больше. Как и Айртон, Михаэль наделен природной скоростью".
 
Параллели между ними, если уж на то пошло, неизбежны.
 
"Я говорю вам то, что он не любит слышать, - говорит Вебер, который также знал Сенну. - Я никогда не говорю этого, когда Михаэль рядом, но есть так много вещей, которые напоминают мне об Айртоне. Так много всего. О, Господи Иисусе. Они могли бы быть почти братьями".
 
Теперь, когда трон Сенны пустует, кажется, что только один человек имеет право его унаследовать.

Если какой-то конкретный год или событие интересует, пишите сюда или в личку, попробуем найти что-нибудь.

  

Интересно,спасибо Серый!

Не за что, обращайтесь. Фотки, наверное, можно было и получше найти, но специально нарезал сканы именно из статьи ради ламповости.

Я всегда говорил, что предпочёл бы занять второе место с командой, в которую, как мне кажется, я внёс некоторый вклад, чем побеждать в команде, где я этого не делал, где я просто сел в машину, которая была лучшей - просто пришёл и выиграл".

Какие слова!!!

Очень интересно читать это всё зная теперь уже как сложилась карьера Шумахера. И ком к горлу подкатывает, когда осознаешь, что уже почти семь лет как Шумахера по сути нет с нами.

Цитирую Noise_2010 28.10.2020 18:50 >> #250292

Какие слова!!!

Слова, подтверждённые делом. Михаэль именно так и поступал на протяжении всей карьеры.
P.S. Скоро запилю перевод древней статьи про Сенну и Проста. Осторожно, много нецензурных слов (от Айртона).

Цитирую rushnik 28.10.2020 19:21 >> #250295

P.S. Скоро запилю перевод древней статьи про Сенну и Проста. Осторожно, много нецензурных слов (от Айртона).

Жду с нетерпением.

Михаэль не нравился как пилот.наглость подлость,но он Чемпион.не судите строго.

Сергей эта страница была открыта в День варенья моего.Извини.

Цитирую dossaf 30.10.2020 20:15 >> #250336

Михаэль не нравился как пилот.наглость подлость,но он Чемпион.не судите строго.

Не всё там было так просто. "Наглость подлость" были реакцией на откровенную несправедливость в 1994-м. Это очень сильно задело Шумахера, ведь тому же Сенне такие манёвры постоянно, из года в год сходили с рук.
История Михаэля - это история борьбы с лицемерием ФИА, глупостью и реакцией соперников, закончившаяся преодолением и полным триумфом. За это мы его помним и любим.
P.S. Статью про Проста - Сенну перевёл, но по техническим причинам всё слетело. Сделаю заново, но попозже.

Те периоды гонок не смотрел, но статья подтрунивает просмотреть. Только вот где скачать вопрос.

Цитирую mikhail-orsha 31.10.2020 10:40 >> #250347

Те периоды гонок не смотрел, но статья подтрунивает просмотреть. Только вот где скачать вопрос.

Вконтакте полно видео. Набираешь, например, "гран при 1994", и смотришь.

ДРУГАЯ СТОРОНА СЕННЫ — ЕГО НЕНАВИСТЬ К ПРОСТУ И СУЗУКА 1990-ГО ГОДА
Дэвид Тремейн, журнал "МоторШпорт", выпуск № 12, 1991-й год.
 

Через год после столкновения с Аленом Простом на Гран-при Японии 1990-го года, решив исход чемпионата в свою пользу, Айртон Сенна произносит оскорбительную тираду, недостойную чемпиона мира.
 
Сразу же после прошлогоднего японского Гран При мнения относительно столкновения Сенны и Проста в первом повороте разделились примерно поровну, хотя это могло показаться удивительным тем, кто либо видел его воочию, либо видел многочисленные телевизионные повторы со всех ракурсов. Однако после того, как Сенна дал пресс-конференцию в Аделаиде, баланс резко и непостижимо качнулся в пользу бразильца. Знающим людям всё было очевидно, но некоторые не могли поверить в намерение одного гонщика умышленно вынести другого и обвиняли Проста в попытке сохранить своё лидерство, несмотря на совершенно очевидную правоту Алена. Вышеупомянутая группа людей включала таких знаменитостей, как Джон Сёртиз, Алан Джонс и Джеймс Хант, ни один из которых не верил, что Сенна ошибся.
 
“На мой взгляд, это была ошибка Айртона. Ален был впереди и занял свою траекторию”, - сказал Джон Уотсон во время пресс-конференции после гонки, но к Аделаиде он тоже начал поддерживать Сенну. Многие поддались ораторским способностям бразильца. Мы видели на протяжении многих лет, насколько убедительным он может быть во время публичных обращений к прессе; слёзы жалости к себе в Аделаиде в 1989 году, когда он отдался на милость СМИ и умолял их о помощи в борьбе с злодеями в FISA; искренние слёзы, когда он говорил о несчастном случае с Мартином Доннелли в Хересе в прошлом году; его льстивые манеры в Аделаиде вскоре после этого, когда он высокомерно говорил о понятиях честной игры и справедливости.
 
Может быть, стоит заглянуть в списки Королевской академии драматического искусства, чтобы увидеть, не появилось ли там имя Сенны в 1990-м, потому что в этом году в Сузуке наконец стало очевидно, что всё это было не более чем блестящей актерской игрой.
 
В Сузуке, через 12 месяцев после того, как он заявил всему миру, что виноват был Прост, подрезавший его в повороте, Сенна наконец признался, что он выбил француза. Некоторые никогда и не сомневались в этом. Интересно будет посмотреть на тех, кто был обманут, каким они теперь видят своего героя.
 
“Чемпионат мира - это спорт, а не война, - сказал Прост в прошлом году, и на него показывали пальцем, смеясь, говорили о том, что Ален просто вымещает злобу, так как не смог победить. - То, что он сделал сегодня, было просто отвратительно. Поверьте мне, я шёл в этом повороте на пятой передаче, и он ударил меня достаточно сильно, чтобы сломать моё заднее крыло. Кроме всего прочего, что бы он ни думал обо мне, я не могу поверить, что он рискует собственной безопасностью на первом круге Гран При, когда весь пелотон позади нас. Я уже говорил вам, что он пытается представить себя миру человеком, которым он не является. Он ничего не стоит”.
 
"Мне наплевать, что говорит Прост, - парировал тогда Сенна, а потом сделал необычное заявление. - Я очень доволен и посвящаю этот титул всем людям, которые боролись против меня в прошлом году. Мне было очень больно, но теперь они видят, кто настоящий чемпион".
 
“Я выиграл здесь титул в прошлом году, и было очень, очень неправильно отнять его у меня, - продолжал он, и большинство согласилось с ним. - Я заслужил титул как никто другой. Когда я возвращался из этого поворота в боксы, то оставил там, позади себя, всю горечь и переживания этого года.”
 
"Конечно, вы пытаетесь протиснуться в брешь в обороне соперника, - говаривал Марио Андретти. - Весь фокус в том, чтобы найти достаточно широкую для вашей машины.”
 
В этом году в Сузуке выяснилось, что у Сенны не было ни малейшего намерения искать такую брешь. Какой человек может получать от такого удовлетворение? Только не кларки, вильнёвы или аскари минувших лет, настоящие герои спорта. Айртон Сенна раскрыл нам тёмную сторону своего характера, когда он разразился злобной атакой на Жан-Мари Балестра сразу же после того, как выиграл свой третий титул чемпиона мира. Весь прошлый год Прост знал правду, но теперь и весь мир знает её, причем из уст самого Сенны. То, что вы прочитаете далее, вполне может оскорбить тех, кто чувствителен к базарной брани, но даёт наглядное представление о психическом состоянии Сенны в Японии.
 
Самым умным поступком было бы принять заслуженные аплодисменты за чемпионат, выигранный в блестящем стиле, и оставаться в образе человека, который был настолько великодушен в день своего великого триумфа, что, подобно Нельсону Пике в Южной Африке в 1983 году, был готов подарить победу своему напарнику по команде [Герхарду Бергеру]. Вместо этого горечь и ненависть, которые поглощают его и всегда будут мешать ему обрести гармонию, вырвались из Сенны. Волна страсти смыла все мучения Сузуки 1989 и 1990 годов и унесла его навстречу поискам оправданий. Его "послание" транслировалось не только ошеломлённой прессе, но и не менее удивлённым зрителям на трассе.
 
"Это была непростительная ситуация, - сказал человек, чья вера в Бога, по-видимому, не охватывает учение о смирении и прощении. - Я всё ещё не могу с этим смириться. Балестр приказал, чтобы поул-позицию не перемещали налево [на более выгодную для Сенны сторону]. Я поступил правильно, когда мы столкнулись в первом же повороте. Прост повернул, чтобы подрезать меня и не оставил мне места".
 
Опасные заявления. Неужели он действительно сказал, что было правильно врезаться намеренно, потому что его не послушали и потому что он проиграл старт в гонке, которая длится 53 круга? Яма, которую он так усердно себе рыл, становилась всё глубже.
 
"Балестр отдал приказ не менять позиции [на стартовой решётке]. Это было трудно принять, но я знаю, как это всё делается. И это действительно полное дерьмо. Я говорю себе: смотри, ты стараешься работать чисто, а потом получаешь х...ю от дураков. Поэтому я сказал себе: "Хорошо, завтра я покажу вам, кто, б...ь, прав, стопроцентно прав". Если в воскресенье на старте, из-за того что я нахожусь на неправильной позиции, Прост получит преимущество и займёт траекторию, в первом же повороте я сделаю это. И ему лучше не поворачивать в мою сторону, потому что ничего у него не выйдет. Так всё и случилось. Я действительно не хотел такого исхода. Я просто хотел выиграть старт, потому что тогда мы могли бы сражаться дальше. Невероятно, что это случилось. Он выиграл старт, повернул, и я въехал в него. Мы оба были вне игры, и это был дерьмовый конец чемпионата. Это было плохо и для меня, и для Формулы-1. Это было результатом неправильных решений и пристрастности людей среди организаторов, которые принимают решения. Да, я выиграл чемпионат, и что?”
 
Ему даже не пришло в голову ни то, что это был также ужасный конец чемпионата и для Проста, ни что его временное помешательство, припадок досады, истерика - называйте это как хотите, могли не только подвергнуть опасности их обоих, но и 24 гонщика, следующих за ними. Он также не упомянул о том, что могло бы произойти позже в гонке, если бы он возглавил её, а Прост попытался его обогнать.
 
Всё это время Бергер и Патрезе беспокойно мялись, возможно, подавляя искушение встать и заткнуть рот своему коллеге, пока он не причинил себе ещё больше вреда. Герхард попытался внести немного юмора в ядовитый монолог, заметив: “Я думаю, ты должен надеяться, что Балестр не вернётся в следующем году!..” Но это лишь распалило эгоистическое пламя, потому что Сенна уже был слишком сильно взвинчен.
 
"Мне всё равно. Мне всё равно! Я думаю, что на этот раз мы все должны сказать, что мы считаем правильным и неправильным. Эти ё...е правила, когда вы не можете говорить то, что думаете, вы не можете сказать, что кто-то совершил ошибку, что кто-то сделал что-то неправильно. И никто не мог ничего говорить вслух, потому что у нас было это дерьмо в 89-м, и я сказал то, что думал, и вы все знаете, что это было правдой, а то, что произошло потом, было театром. Полное дерьмо, вот что произошло. Почему люди говорят, что я виноват в аварии в 1990-м году? Если вы получаете х...ю каждый раз, когда вы пытаетесь сделать свою работу чисто и правильно, от системы, от других людей, работающих на неё, что вы должны делать? Оставаться позади и говорить: "Спасибо. Да, благодарю"? Нет. Вы должны бороться за то, что считаете правильным. И я действительно боролся за то, что было правильным. Потому что мне вставляли палки в колёса с предыдущего года, зимой, в квалификации здесь, когда я выиграл поул и он должен был быть на выгодной стороне. Если бы это было так, я бы стартовал лучше, и ничего бы не случилось, потому что я бы стартовал лучше. Я был бы первым безо всяких проблем. Но всё это вновь было результатом решения, плохого решения, под влиянием Балестра. Я это знаю. Мы все это понимаем в глубине души. И мы все знаем, почему так поступили, и результатом стало то, что произошло в первом повороте. Это была не моя вина. Да, я внёс свой вклад в это. Но это была не моя вина”.
 
Разве Айртон Сенна не несёт ответственности за то, что они с Аленом Простом столкнулись? Почему тогда фотограф, который стоял ближе всего к месту аварии в повороте, сразу же после этого сказал: “Прост затормозил и начал поворачивать, и не было абсолютно никаких изменений в звуке мотора "Хонда", когда Сенна врезался в "Феррари”? Почему же тогда Нельсон Пике согласился с тем, что “Сенна просто въехал прямо в зад Просту, вот и всё”; при этом нога Айртона продолжала давить на педаль газа, а дроссельная заслонка, согласно внутренней телеметрии Хонды, не закрывалась на протяжении всего манёвра?
 
В Америке Сэм Кольт и господа Смит и Вессон ставят свои имена на оружие, но никто никогда не обвинял их, что они должны нести большую ответственность за убийство людей, чем те, кто на самом деле нажимает на спусковые крючки. Конечная ответственность лежит на тех, кто пользуется оружием; от неё нельзя отказаться. Комментарии Айртона Сенны и чувства, стоящие за ними, шокируют, потому что этот человек зарабатывает на жизнь гонками. Потому что этот человек так любит рассказывать другим, как, например, Найджелу Мэнселлу перед японским Гран При, как они должны ездить, какая тактика приемлема, а какая нет.
 
Сенна, фактически, заявил, что никому не позволено обгонять его или атаковать в повороте, и что ценой за это вполне может стать несчастный случай. Он так же запугивал и Мэнселла перед японским Гран При. Весь прошлый год он категорически отрицал свою ответственность за аварию в первом повороте Сузуки, этот человек, который всегда говорит нам о том, как важно быть честным, но в разгар своей тирады он пробормотал: “Я был полон решимости войти в поворот первым, и я не был готов позволить сделать это ему, - он не мог заставить себя сказать "Прост", - войти в поворот раньше меня. Потому что, если бы я был достаточно близко, он не смог бы опередить меня. Он просто должен был пропустить меня".
 
В прошлом году в своем гостиничном номере в Аделаиде он наотрез отказался признавать, что на фотографиях видно, как он врезался в зад болида "Феррари", а не в бок, как он утверждал. Что он всё равно был так близко только потому, что не тормозил, следовательно, не мог пройти поворот на той скорости и по той траектории, которую занял.
 
"Он рискнул, - продолжал он почти по-евангельски настойчиво. - Это не сработало, потому что я пошёл в атаку. Мне было всё равно, разобьёмся мы или нет. Я пошёл на это. Он рискнул, и мы столкнулись. Он повернул, и мы врезались друг в друга. Но это было следствие 89-го года. Это было результатом всего того дерьма, о котором я уже рассказал вам, вы уже знаете. Это было сделано другими, это было неизбежно, это должно было произойти. Это было плохо. Это было плохо для меня. Это было плохо для всех".
 
Не нужно говорить, что езда по принципу "око за око" на такой скорости неприемлема для спорта. Когда мы покидали пресс-центр, в ушах у нас всё ещё звенело, и главным чувством было глубокое разочарование, что человек такого выдающегося мастерства — в один из лучших дней своей карьеры — решил копаться в прошлом таким неподобающим образом. Разочарование — и чувство, что Айртон Сенна вполне может пожалеть о некоторых своих комментариях в следующие годы.

Вот это были баталии и пресс-конференции. А сейчас? Одни и те же слова, всё стерильно, никто ни с кем не воюют. Только Хэм пытается показать как тяжело ему даются победы.
 
P.S Спасибо за статью Сергей! Люто плюсую.

Да,Сенна ещё тот "фрукт" был.

В Сузуке, через 12 месяцев после того, как он заявил всему миру, что виноват был Прост, подрезавший его в повороте, Сенна наконец признался, что он выбил француза.

В сентябре этого года Скай Спорт выпустил документальный сериал "Race to perfection", состоящий из 7 относительно коротких серий. Одна из них посвящена спорным моментам из истории Формулы 1, и парковка Шумахера в повороте Раскасc во время квалификации ГП Монако'2006 несомненно относится к таким. Признаюсь, довольно долго я верил, что Шуми тогда просто ошибся, и лишь спустя время согласился с тем, что это было сделано намеренно. Но коментарии Массы в этом фильме удивили меня еще больше. Он говорит, что в субботу на брифинге перед квалой кто-то из них (к сожалению я не запомнил, кто это был - сам Масса, Михаэль или Росс) пошутил, что мол если после первой попытки мы будем на поуле, то нужно спровоцировать желтые флаги и не дать никому возможность улучшить время. Поэтому, когда это произошло, Масса не мог поверить своим глазам, и потом сказал об этом Шуми, на что тот ответил, что ничего подобного не случилось, он просто ошибся. По словам Фелиппе, только через год (!!!), уже после первого завершения карьеры, Шуми признался ему, что сделал это специально, несмотря на то, что ему это было очевидным с первой минуты.
Я, как и Сергей, очень всем рекомендую при возможности посмотреть этот сериал. Правда, неизвестно когда он появится с русским переводом.

Цитирую Noise_2010 01.11.2020 18:46 >> #250399

P.S Спасибо за статью Сергей!

Рад стараться, честь имею. Что же перевести дальше? Возможно, что-то про Алонзо. Кстати, почему-то во время гонки в Эмилии-Романьи вспомнил термин "подалонзовик".

Цитирую Bobah 01.11.2020 22:19 >> #250417

очень всем рекомендую при возможности посмотреть этот сериал. Правда, неизвестно когда он появится с русским переводом

Его даже ради архивных кадров стоит посмотреть.

Цитирую Bobah 01.11.2020 22:19 >> #250417

к сожалению я не запомнил, кто это был - сам Масса, Михаэль или Росс

Вроде бы Росс.

ПЕСКАРА
Дэвид Малшер, журнал "МоторШпорт", выпуск № 11, 2001-й год
 
Думаете, Нордшляйфе была самой длинной трассой чемпионата мира Формулы-1? Ошибаетесь, сообщает Дэвид Малшер.
 

Щурясь от солнца, я смотрю назад, на прямую, уходящую к горизонту серебристо-чёрной полосой асфальта, в обрамлении сходящихся вдалеке линий фонарей. Оборачиваюсь - и, так как здания в этом направлении находятся гораздо ближе к дороге, могу различить хоть что-то, но только в первом повороте. Этот четырёхмильный отрезок - самый длинный прямой участок трассы, который я видел.
 
Вокруг меня - сумасшедший трафик, но не как в британском городе: здесь все едут свободно. В Пескаре соблюдают дистанцию. Как результат - никаких пробок. Попробуйте ездить так же, и вы обнаружите, что движение тормозится только разборками на дороге. Поедете, как британец, - и вы точно кому-нибудь помешаете.
 
Если не обращать внимание на архитектурные различия, атмосфера напоминает мне сцены из "Римских каникул". Конечно, в 36-градусную жару у меня нет шансов выглядеть так же круто, как Грегори Пек, и фотограф Доусон не может заменить Одри Хепбёрн, но поскрипывающие скутеры, прекрасный язык, воздух, наполненный счастьем, источают жизненную силу, которую я ощущаю только в Италии. Люди неопределённого класса здесь просто - живут.
 
Итальянская страсть к автомобилестроению околдовала писателей и фотографов в прошлом веке, и я рад заметить, что ничего не изменилось. На автостраде, по дороге из Рима, на скорости 170 км/ч, я смотрю в зеркала и вижу тёмно-синий "Феррари 355", быстро нагоняющий нашу "Альфу", когда мы въезжаем в туннель. Мы опускаем стёкла как раз вовремя, чтобы услышать плавное переключение вниз, сопровождаемое взрывом мощи V8 из Маранелло, когда он проносится мимо нас на четвёртой, явно наслаждаясь звуком эха - как и мы.
 
В отеле на окраине Рипатрансоне метрдотель, узнав о цели визита двух британских гостей, спрашивает моё мнение о Ярно Трулли, местном герое. Я говорю ему, что считаю Ярно очень быстрым гонщиком, который заслуживает лучшей машины, чем у него сейчас. Наш хозяин улыбается и удовлетворённо кивает. Он знал это с самого начала. Он просто хотел получить подтверждение.
 
Вернувшись в Пескару, мы встречаем управляющего банком, который сразу был очарован нашими старыми фотографиями знаменитой гонки в его городе. Задыхаясь: "Ах, Стирлинг Мосс!" - он хватает фото Vanwall № 26 и показывает его своим коллегам. Он также подтверждает то, что мы и сами видим: его банк когда-то был гаражом Agip, на фото - напротив выезда с пит-лейна.
 
Лука работает в дилерском центре Lancia рядом с тем, что когда-то было стартовой решёткой. Хотя он был слишком молод, чтобы видеть, как Лоренцо Бандини и Джорджо Скарлатти выиграли финальную гонку в Пескаре в 1961 году, он проявляет такой же энтузиазм, как и управляющий банком. Он приглашает нас в свой демонстрационный зал и с гордостью показывает чёрно-белую фотографию этого же здания - на фоне болида Стангеллини на стартовой решётке. На балконе над гаражом стоит молодая пара, Тино Ди Доменико и Эмма Биганцофи, которые позже станут бабушкой и дедушкой Луки.
 
Тино и Эмма правильно выбрали точку обзора, потому что те, кто расположился напротив них, в самом начале трибуны, несомненно, были шокированы яростностью зрелища, особенно до 1934 года, до постройки шиканы. В своеобразном котле, окружённые возбужденными, шумными соотечественниками, они наблюдали, как автомобили летят вниз по прямой со скоростью около 180 миль в час в потоке горячего дыма и рёва, - незабываемые воспоминания.
 
Еще одним преимуществом этой трибуны было то, что с неё открывался великолепный вид на боксы, где механики работали с двигателями, пострадавшими от восьмимильной атаки с газом в пол, что составляет половину трассы, разделённой только 100-градусным правым поворотом Монтесильвано; эти прямые требовали только мощи машины и практически никакого таланта от гонщика; просто держите траекторию, едьте подальше от зрителей, выстроившихся вдоль трассы, и молитесь, чтобы шины выдержали.
 
Это оказалось слишком для "Альфа Ромео П2" Джузеппе Кампари во второй же гонке этой машины в 1924-м году. Его 2-хлитровый агрегат испустил дух, когда Кампари боролся с Мерседесом Джулио Мазетти. Впрочем, Кампари в итоге получил своё: Мазетти тоже был вынужден сойти, а в течение следующих семи лет Джузеппе выигрывал здесь трижды.
 
Если повернуть направо в конце стартовой прямой, под железнодорожный мост, вы ненадолго окажетесь в Виа Энцо Феррари — названной так в знак признания победителя той первой гонки в 24—м году - прежде чем свернуть на ещё менее изобретательно названную Виа дель Чиркито.
 
Должен признаться, что визит в Пескару спустя 40 лет с даты последней гонки на этой трассе не кажется слишком захватывающим. Прекрасный V6, установленный в нашем спортивном "Альфа 156", работает впустую на скорости в 30 миль в час; кондиционер, кажется, не в состоянии справиться с жарой адриатического лета; мне нужен кофе, мне нужны сигареты.
 
Но я нашёл кое-что. Впереди, когда трасса плавно поднимается вверх, появляется указатель с магическим словом: "Сполторе". Осторожно проехав перекресток, я обнаруживаю перед собой чистую, но заброшенную дорогу. Внезапно поездка снова обретает смысл, и мы мчимся по дороге, шум отражается от стен оставшихся городских домов, отбрасывающих тени на асфальт.
 
Мы вылетаем на солнечный свет в тот месте, где Мосс провёл решающую атаку на Луиджи Муссо в 1957 году, в тот единственный год, когда гонке в Пескаре был присвоен статус Гран При чемпионата мира. Манёвр не был простым для британца, так как Муссо гнал на полную. Всего за месяц до этого, на прошлогодней "Ланчии-Феррари Д50", он выиграл не входящий в зачёт Чемпионата мира Гран При Реймса, против целого ряда претендентов на чемпионство. Теперь, имея в своем распоряжении свежую "801-ю", с единственной "Феррари" в гонке, и воодушевившись, выступая перед своими соотечественниками, Муссо квалифицировался третьим рядом с "Мазерати 250Ф" Хуана Мануэля Фанхио и "Вануоллом" Мосса.
 
И он просто уехал от всех в самом начале. Но, сколько бы ни вложил Муссо в пилотаж в тот день, этого было недостаточно, чтобы сдержать признанных мастеров гонок Гран При, даже если бы его масляный бак не начал смещаться в начале второго круга. Стирлинг пронёсся мимо и одержал одну из своих лучших, возможно, самых недооценённых побед на Гран-при, опередив Фанхио более чем на три минуты. Бедняга Муссо сошёл вскоре после того, как заглох мотор его машины.
 
“Пескара была абсолютной классикой, так и есть, - говорит Мосс, - но я не помню её так, как Н.ю.рбургринг, потому что, если не ошибаюсь, гонялся в Пескаре только дважды. Но я помню эти прямые. У тебя было так много времени, чтобы обдумать, что может пойти не так. На тренировке я разогнался до 172 миль в час, при 7200 об./мин. Но не в моей машине, а в машине Стюарта Льюиса-Эванса. Моя же рыскала на прямой. На первом круге я был вторым после Муссо, и я совсем не был уверен, что справлюсь с ним. Луиджи был чертовски хорош; я бы, пожалуй, сравнил его с Дэвидом Култхардом. У "Вануолла" были лучшие тормоза, чем у "Феррари", при этом "Вануолл" был так же хорош, если не лучше, с точки зрения аэродинамики. Так что я мог бы пройти его слипстримом при подъёме на холм после города. Торможения и слипстримы позволили мне приблизиться к нему, не разгоны или скорость в поворотах. Но как только я прошёл его, я установил рекорд круга, который, по-моему, был довольно хорош, потому что он был сопоставим с временем поула Фанхио. Пескара была сложной трассой, хоть и не такой, как Н.ю.рбургринг или Спа; я знаю, что эта победа многое значила для меня в то время”.
 
В Вилле Распа первоначальная трасса исчезает, в наши дни прорезанная автострадой А 14, но совсем ненадолго - миновав эстакаду, мы возвращаемся на трассу и замечаем выцветшие, шелушащиеся чёрно-белые полосы на красных кирпичных стенах, указывающие путь к Сполторе. На обычной дорожной скорости мы также можем разглядеть оригинальный поребрик и даже один оригинальный указательный столб. В наши дни оказывается непросто ехать на большой скорости в S-образных поворотах, оставаясь на правильной стороне дороги, поскольку асфальт здесь изношен почти до стеклянного блеска. А я - всего лишь обычный водитель, решивший получить немного удовольствия.
 
Вспоминая поездку позже, я задавался вопросом, что великолепный алжирец Ги Молл чувствовал, когда впервые приближался к этим поворотам в квалификации Гран При 1934 года. Страстно желая добавить Коппу Ачербо [название гонки в Пескаре до окончания Второй мировой войны] к своей победе в Монако, отчаянно желая доказать, что ему по силам однажды присоединиться к Тацио Нуволари и Ахилле Варци в рядах великих, он, без сомнения, заставил свою "Альфа Типо Б" повиноваться ему на ещё более скользкой поверхности, чем повстречалась мне. И всё же всё это время он задавался вопросом, может ли небольшое дополнительное ускорение в одном из поворотов помешать быстро пройти следующие четыре. Пескара была одной из таких трасс.
 
Есть комбинации гонщик/поворот в истории автоспорта, которые я хотел бы увидеть вживую: Ронни Петерсон в Вудкоте; Джим Кларк в О-Руж [Красной Воде]; и Фанхио в Флюгплатц. Я могу добавить ещё одну к этому списку: Альберто Аскари скользит на своём спортивном автомобиле "Мазерати A6ГЦС" по 90-градусному подъёму вправо, который знаменует собой конец Сполторе. Он поворачивает поздно, как бы игнорируя, что на апексе находится угол здания. Он инстинктивно понимает, что если наружнее переднее колесо не проедет по грани, то его машина будет не подниматься по наклонной плоскости, а наоборот, с трудом войдёт в поворот. И поэтому он даёт достаточно мощности, чтобы заставить зад машины дрейфовать, и, когда он поднимается наверх, выезжая к Вилла Сент-Мария, автомобиль становится лёгким и его задние колеса оставляют в воздухе запах горелой резины, смешанный с выхлопными газами.
 
А может, это просто моё воображение. Но воображение мне пока что лучше не включать. Поверьте мне, жители Сполторе находились в очень опасной близости от места событий. Достаточно близко, чтобы заглянуть в кокпит машин своих героев. Слишком близко, чтобы произнести больше, чем односложное ругательство, если два пилота отправили бы друг друга по непредсказуемым траекториям. Тем не менее, те, кому хватило смелости посмотреть гонку спортивных автомобилей в 1948 году, имели честь стать свидетелями появления выдающегося итальянского таланта за рулём итальянского автомобиля. Это помогло избавиться от воспоминаний о гонках до Второй мировой войны, когда немецкие машины выигрывали "Коппу Ачербо" пять лет, не напрягаясь. (В 1948-м году фашистский правитель капитан Тито Ачербо больше не упоминался, и гонка называлсь просто: Гран При Пескары.)
 
После короткого крутого спуска со Сполторе трасса снова поднимается и змеится через Вилла Сент-Мария, где трек достигает максимальной высоты. Следующая миля - это постепенный спуск, где решающим фактором становится не контроль машины, а храбрость. Солнечный свет отбрасывает сквозь деревья сетку теней, усиливая ощущение скорости. Насколько вы уверены в своих тормозах? Лучше определиться поскорее, потому что дорога теперь идёт вниз со стремительной скоростью, и вскоре после пологого левого поворота вы можете внезапно обнаружить, что несётесь слишком быстро в шпильке, наклон которой варьируется от совсем неудобного на входе до сильно деформированного на выходе; это тот поворот, где Мосс — человек, который использовал тормоза подобно педали газа, чтобы изменить свою траекторию в медленных и среднескоростных поворотах, - преуспевал, и отыгрывал время, даже у Фанхио.
 
Вход в Каппелле узкий, дома расположены прямо у дороги, что хорошо для зрителей, но оставляет мало выбора с точки зрения гоночной траектории. Гонщики могли бы, конечно, отметить здесь свои ориентиры, если бы у них было время на них смотреть, вместо того чтобы сосредоточиться на 90-градусном левом повороте впереди; если неправильно в него войти, вы тратите кучу времени на прохождение следующей спускающейся вниз шпильки.
 
Пытаясь сделать фотографию этой шпильки, мы привлекаем внимание тихих, удалившихся от дел жителей тихой, отошедшей от дел Капелле, которые сидят снаружи в маленьких кафе, играя в карты. Но после того, как я проехал мимо них около 10 раз, зрелище им приедается, и они возвращаются к своим играм.
 
Эта шпилька - последний сложный поворот, по крайней мере для асов, которые вылетали с холма на прямую старого "летучего километра’, который никак не отмечен [на карте трассы]. В этом нет ничего удивительного, поскольку это не является официальной секцией трассы. Но именно здесь погиб Молл: выбитый с траектории на скорости 175 миль в час новичком "Мерседеса" Эрнстом Хенне, он потерял контроль над своей "Скудерия-Феррари Типо Б Альфа". И именно здесь, 16 лет спустя, Фанхио разогнался до 192 миль в час, когда его "Альфа Ромео 158" мчала к победе. Совершенно непостижимо, как у него хватило ресурса тормозов или, скорее, тормозного пути, чтобы безопасно войти в поворот и выехать на прямую вдоль пит-лейн, даже для того, кто признаёт его одним из шести лучших гонщиков Гран При послевоенной эпохи.
 
С другой стороны, если бы Фанхио был простым смертным, он бы дважды подумал, прежде чем бросать вызов Пескаре. Потому что трасса ставила уникальные задачи: половина трека требовала от мощных двигателей всё до последней лошадиной силы, другая половина - требовала от пилота полной отдачи: это наполовину Реймс, наполовину трасса мечты.
 
Протяжённостью чуть менее 16 миль, Пескара останется самой длинной трассой, когда-либо принимавшей Гран При Чемпионата мира Формулы 1. То, что это случилось только один раз, не имеет ни малейшего значения: как гонщики не должны оцениваться только по статистике, так и трасса не должна оцениваться только по её статусу [Гран При Формулы 1]. Трассе, которая может похвастаться списком таких победителей, как Кампари, Варци, Нуволари, Луиджи Фаджиоли, Бернд Розмайер, Фанхио и Мосс, на мой взгляд, нечего доказывать.

Материал так себе, на троечку. Но от нечего делать почитать можно.
Шучу, шучу, ха-ха, ха-ха!  В очередной раз отличная работа, Сергей! Cпасибо
На мой взгляд, такие материалы ценны еще и тем, что большинство из нас практически ничего не знает о частной жизни гонщиков прошлого, и потому оценивает их исключительно, как гонщиков. А это автомотически относит их в разряд героев, особенно когда понимаешь, на каких машинах и по каким трассам они гонялись.
#афтарпишиисчо

ОТОРВАЛСЯ: ВЕНГЕРСКИЕ МУКИ
Адам Купер, журнал "МоторШпорт", выпуск № 2, 2003-й год
 
"Эрроуз" опережает Шумахера на "Феррари"? Дэймону Хиллу привиделся несбыточный сон, но он очнулся ещё до того, как всё закончилось.
 

Летом 1996-го года выяснилось, что команда Уильямс давно намеревалась заменить Дэймона Хилла Хайнцем-Харальдом Френтценом. К тому времени, когда новость стала достоянием общественности, Хилл боролся за титул чемпиона мира, но Дэймону пришлось искать другую команду на 97-й год, и, отказавшись от предложений "Джордана" и новой команды "Стюарт", он шокировал мир Формулы-1, выбрав "Эрроуз".
 
Том Уокиншоу недавно принял бразды правления от Джеки Оливера — всё ещё присутствующего в качестве консультанта, — и в "Эрроуз", казалось, дела шли на лад: команда первой решила использовать шины "Бриджстоун", абсолютных новичков в 1997-м году, и у команды также были неплохие двигатели, хоть и от "Ямахи".
 
“Я рассматривал "Эрроуз" как возможность остаться в паддоке на один год, - говорит Дэймон. - Том предложил мне самую выгодную сделку. Я не хотел уходить из гонок на год, поэтому решил дать "Эрроуз" шанс: если это сработает, отлично, у меня есть хорошая команда; если нет, придётся искать другое место. Я знал, что нахожусь в команде, у которой мало шансов добиться чего-то выдающегося, но в то время никто это не озвучивал. Вы просто думаете: "Что ж, это лучший вариант, который у меня есть на данный момент, давайте сделаем всё возможное". И действительно, проект "Ямахи" реализовывался нелегко. Но основа A18 была неплохой: старый дизайн шасси "Бенеттона", который Фрэнк Дёрни вроде как прихватил с собой. Баланс был довольно хорош, двигатель "Ямаха" был очень лёгким. А с "Бриджстоун" всегда был шанс, что мы получим некое преимущество”.
 
Сезон начался катастрофически: Хилл остановился на прогревочном круге в Мельбурне, и в дальнейшем техника не раз его подводила. Но постепенно ситуация улучшилась. Перед своими болельщиками в Сильверстоуне он привёл A18 на шестое место, и его приветствовали, как победителя.
 
“Для команды, которая балансировала на грани, это было настоящее избавление. Машина очень легко управлялась, с ней можно было позволить себе много вольностей. Ей просто не хватало лошадиных сил и прижимной силы. Но Джон Барнард внес некоторые изменения, которые усилили характеристики в нескольких местах, и мы просто стали относиться к гонкам как к возможности рискнуть и повеселиться”.
 
Месяц спустя Формула 1 приехала в Венгрию, где Дэймон одержал свою первую победу за "Уильямс" в 1993-м году, снова выиграл в 1995-м году и занял второе место в 1994-м и 96-м годах. Это была его трасса.
 
"В Венгрии были некоторые особенности, с которыми, как мне кажется, я хорошо справлялся. К тому же машина идеально подходила для этой трассы, так как не требовалось много лошадиных сил. И "Бриджстоун" предоставил отличную резину, в то время как в "Гудьир" допустили небольшую ошибку”.
 
До этого момента Хилл обычно заканчивал квалификацию на 12-15-м местах, но в Венгрии он занял великолепное третье место, уступив только претендентам на титул Михаэлю Шумахеру и Жаку Вильневу.
 
“Я смог выжать из машины всё, это было замечательно - гоняться по-настоящему. Вдвойне захватывающе, что мы оказались в верхней части таблицы. Машина легко отзывалась на изменение настроек. Появилась возможность показать всё, на что болид был способен. Всегда здорово, когда ты можешь перевернуть всё с ног на голову. Это был звёздный час для нас, мелюзги, я отлично проводил время! Но я не возлагал больших надежд на эту гонку. До этого машина была ужасно ненадёжной, так что не было особых надежд, что она продержится достаточно долго”.
 
Хилл обогнал "Уильямс" Вильнёва на старте и занял второе место. Большинство зрителей думали, что вскоре Дэймона обойдут, и даже сам гонщик не ожидал слишком многого.
 
“Помню, подумал: "Отлично, хорошее начало", - но я ожидал, что Михаэль просто уедет от всех. Я делал то, что умел — маячил в миллиметрах от его коробки передач и старался не дать ему оторваться. Но потом я увидел, что у него поплыли шины. Он начинал скользить всё больше и больше. Я не мог в это поверить: он не отрывался от меня, он действительно боролся [с машиной]. "Гудьир" оказались слишком мягкими, они начали гранулироваться и причиняли ему неприятности. Так что, на самом деле, он был лёгкой добычей. За исключением того, что это была Венгрия, где практически невозможно обгонять”.
 
Шумахер был так же, как и все мы, ошеломлён тем, что произошло дальше.
 
“На 10-м круге он вышел из последнего поворота и еле справлялся с болидом. Мне удалось поравняться с ним на стартовой прямой и нырнуть внутрь. Я знал, что он может потерять больше, чем я, и я пошёл на этот обгон. Я не мог поверить! Я, на "Эрроуз", лидирую в гонке, только что обогнав Михаэля. Трудно представить что-то более смехотворное. Как только я прошёл его, я вошёл в режим гонщика "Уильямс": "Газ в пол, создаём отрыв, нам понадобится каждая тысячная преимущества". Я отрывался всё дальше и дальше . После 20-го круга я сказал себе: "Даже если машина сейчас сломается, у меня был действительно хороший день, и я просто буду рад тому, что удалось сделать". Но я продолжал и продолжал [лидировать]. Неудивительно, что все недоумевали - это просто не вписывалось ни в какие рамки, но на самом деле всё сводилось к шинам: "Гудьир" продемонстрировали слишком радикальный подход, у "Бриджстоун" был лучший состав, а трасса и условия идеально подошли нашей машине”.
 
Увы, сказка продлилась недолго: на предпоследнем круге Хилл внезапно сбавил обороты, и бывший напарник Вильнёв начал его стремительно догонять.
 
"Гидравлика отказала, я не мог переключить передачу. Дроссель тоже толком не работал, потому что им управляла гидравлика. Я просто застрял на пятой передаче. Я никак не мог заставить машину двигаться быстрее. Я не мог раскрутить двигатель, я не мог переключить передачу, я просто должен был ехать вперёд. Я не думал, что доберусь до финиша”.
 
Вильнёв пронесся мимо Хилла в начале последнего круга, но каким-то образом Дэймон довёл "Эрроуз" до финиша и завоевал второе место. Облегчение и отчаяние одновременно царили в стане "Эрроуз".
 
"Помню, сначала подумал: "Ну и дерьмо!" Но потом: "Второе место - это, наверное, неплохо". Не думаю, что кто-то чувствовал, что нас чего-то лишили. Смешно, потому что, вообще-то говоря, мы не должны были занять второе место. Кто был больше всех вымотан - так это бедный старина Джеки Оливер. Это была гонка, которую я не забуду, и многие до сих пор спрашивают меня о ней. В то время я вел переговоры с "МакЛарен" с прицелом на 1998-й год, поэтому первым делом нужно было позвонить Рону Деннису и сказать: "Ну, как вам?" Но из этого в итоге ничего не вышло”.
 
Вместо этого Хилл попал в объятья к [Эдди] Джордану.

Цитирую Bobah 13.11.2020 05:35 >> #250525

На мой взгляд, такие материалы ценны еще и тем, что большинство из нас практически ничего не знает о частной жизни гонщиков прошлого, и потому оценивает их исключительно, как гонщиков. А это автомотически относит их в разряд героев, особенно когда понимаешь, на каких машинах и по каким трассам они гонялись.

Точно.
Во-первых, вспоминаем незаслуженно забытых легенд автогонок - сумасшедших мужиков, носившихся по городским и деревенским дорогам без ограждений, медицинских вертолётов и даже стюардов (!) на скоростях, не сильно медленнее какого-нибудь современного стерильного абудабу.
Во-вторых, всегда интересно почитать про уникальные олдскульные трассы, со своим характером, историей побед и поражений (иногда фатальных), с национальным колоритом, неповторимыми природными и социокультурными антропогенными ландшафтами, где проходили настоящие Большие Призы - в том числе вне зачёта Формулы 1, от чего менее значимыми они не становились.
Судьбу Пескары повторила и трасса в Марокко. Возможно, что-нибудь найду и про неё.

Цитирую rushnik 13.11.2020 03:59 >> #250524

ПЕСКАРА

Читаешь про трассу, про риск, опасность, про тормоза, которые могли не выдержать торможения после длин ющей прямой и вспоминаешь сегодняшн юю квалификацию. Дождик капнул, ой ничего не видно, машина скользит, резина не держит, что делать и прочие нытьё в радио обмене и так хочется, чтобы убрали радио и всякие режимы работы двигателя и прочей хрени облегчающей жизнь пилоту и просто посмотреть кто в итоге гонщик, а кто пассажир.

Цитирую rushnik 13.11.2020 05:35 >> #250526

ОТОРВАЛСЯ: ВЕНГЕРСКИЕ МУКИ

В Венгрия частенько  случаются эпичные Гран при. Жаль конечно, что Хилл не дотянул на первом месте.

Спасибо за статьи, Сергей!!!     

Цитирую Noise_2010 14.11.2020 17:49 >> #250547

Читаешь про трассу, про риск, опасность, про тормоза, которые могли не выдержать торможения после длин ющей прямой и вспоминаешь сегодняшн юю квалификацию. Дождик капнул, ой ничего не видно, машина скользит, резина не держит, что делать и прочие нытьё в радио обмене и так хочется, чтобы убрали радио и всякие режимы работы двигателя и прочей хрени облегчающей жизнь пилоту и просто посмотреть кто в итоге гонщик, а кто пассажир.

Но всё же сегодня спортивные власти проявили характер. Не отстаивали бойцов в подгузниках в боксах по 2 часа, а особенно уморительно было, когда за несколько минут всем сообщили о рестарте квалификации (притом что даже комментаторы уверяли, что сообщают не менее чем за 10 минут). Хотя некоторые решения были дико непоследовательными и странными.
Стефано, наведи уже порядок.

Цитирую Noise_2010 14.11.2020 17:50 >> #250549

Спасибо за статьи, Сергей!!!

Na zdorovje.

Возвращаясь к сериалу Race to perfection. В эпизоде, рассказывающем о событиях в Хересе 97-го, Патрик Хэд поведал интересную вещь. После того, как Михаэль столкнулся с Жаком и выбыл из гонки, Фрэнк Вильямс позвал его, и сказал, что они должны придержать Вильнева, чтобы дать возможность Макларенам выиграть гонку. Патрик был вне себя от злости и просто не мог в это поверить, но, оказывается, еще до гонки Рон Деннис обратился к Фрэнку с просьбой позволить им выиграть гонку в ситуации если Жак гарантированно выигрывает чемпионат, и Фрэнк Вильямс согласился и пообещал Деннису помочь. И договорился с Вильневым о подобном сценарии.
Но Хаккинен, похоже был не в курсе этих договоренностей, и говорит, что боялся атаковать Вильнева, понимая, что если вдруг между ними что-то произойдет, то он лишит Жака чемпионства. Вот так Мика выиграл свою первую гонку в Формуле 1.

Офигеть!